Не спрашивай, зачем я здесь

Голоса стихли, после хлопнула дверь. До свидания, Зинбер, очень жаль, что вы наконец-то уходите! Я победно подбросила пакетик с печеньем, по лестнице поднялся Кеннет. Без тени напряжения от прошедшего разговора облокотился о перила и присвистнул:

— Отыскала… Талантливая сообщница талантлива во всем!

— А то. — Я прошествовала к нему и торжественно вручила пакетик. — И не верится, что печенью минимум четыре месяца. Та алая чаша — тоже артефакт для стазиса?

— Не-е-ет… Она для другого.

— Чего?

— Не скажу. — Он невинно моргнул. — Иначе ты не будешь есть.

— Ой-ой, — сделала я страшные глаза. — Тебе же больше достанется.

— Меньше знаешь, лучше аппетит, — подмигнул он. — Старинная поговорка темных магов.

— Ну, раз поговорка… — сдалась я и осталась в счастливом неведении.

Тем более что «гардское наслаждение» было вкусным, а орехи огромными — мечта любой белки. Я грызла его, запивая чаем, и похихикивала в кружку. Подумать только, Кеннет прячет печеньки по комодам! Стратегические запасы, видимо. На душе было тепло, будто я узнала о нем что-то сокровенное и одновременно забавное. Может, под кровать заглянуть, вдруг там торт или пирожки из жертвенных кроликов… Ни того, ни другого не оказалось. А на кровати творился пухово-перьевой беспредел, простыня с одеялом бесстыдно завязались узлом. Кеннет с чувством выполненного долга набросил на все это покрывало, свет сквозь шторы засочился ярче. Рассвело. Новый день на пороге… Учебный, полный дел. Навечно здесь не спрячешься. К сожалению.

— Пора? — спросила я тихо и обняла себя за плечи. Стало зябко и почти холодно. — Лекции скоро.

— Надо все же дойти до Лукаша, — Кеннет лениво потянулся, — и подать прошение о восстановлении. Составишь компанию?

— Конечно!

Мысль о том, что не нужно прямо сейчас прощаться, согрела мгновенно. Я подтвердила свою полную готовность решительным кивком. Он приблизился вплотную, забрал у меня из рук пустую, еле теплую чашку. Наклонился к самому уху, пощекотав горячим дыханием висок, и прошептал:

— Тогда одевайся.

Ай, точно! Свою форму я нашла по частям — блузку на комоде, юбку под ним, а гольфы на подоконнике. Как они туда попали?.. Оделась, привела себя в порядок, придирчиво поизучала собственное отражение в зеркале. Студентка как студентка, если не считать шального блеска в глазах. Мятое разгладила, краснеть совершенно не за что. Стоп. Нам же сейчас предстоит выйти на улицу. К людям. Мамочка родная!

Перед входной дверью я окончательно струсила. На крыльце мерещились все студенты со всех курсов разом, вместе с преподавателями и легионерами. Сердце колотилось, пальцы нервно поправляли уже трижды расправленный пиджак. А вот Кеннета, похоже, предстоящий выход в народ ни капли не волновал. Глядя на его спокойные сборы, даже стыдно было признаваться, что в моей голове крутится бесконечное: «А-а-а!» Он всегда такой в себе уверенный, ему рядом струсившая девица совсем не идет… В горле встал ком, галантно открытая передо мной дверь показалась страшнее любого провала бездны. Я стойко стиснула зубы и перешагнула порог. На крыльце, вопреки буйной фантазии, никто не ночевал. Лишь за живой изгородью караулил корреспондент «Вестника Междумирья», быстро отфутболенный Кеннетом обратно в редакцию, а перед домом притаились какие-то студентки, которые так и не решились подойти, наблюдая и перешептываясь издалека. Встреченный по пути преподаватель разулыбался и вежливо поздоровался, подстригающий газон работник всплеснул руками, выронив магическую газонокосилку.

Зато за пределами «коттеджного поселка» стеснительных резко поубавилось. За несколько минут пути к главному корпусу кто только к нам не подошел! Разговоры вышли на редкость короткими, у Кеннета оказался талант заканчивать их парой фраз — многозначительных и не самых учтивых. «Про накопители — почитаете в инструкции, когда их разрешат», «Лиама и Доминику — убили, потому что много знать вредно», «О прорицателях — после судебного разбирательства», «Других комментариев — не будет, ибо нефиг».

Я смотрела преимущественно под ноги, убеждая себя в том, что раз никого не вижу, то и они меня тоже. Зато нельзя было не слышать. Особенно массовые аплодисменты у главного входа в универ. Ух, я чуть не оглохла! На всеобщее: «Спасибо за спасенную магию» — Кеннет ответил невозмутимым: «Пожалуйста» — и потащил меня в холл, а оттуда — к лестнице и на ректорский этаж. Перед кабинетом была очередь, мигом решившая, что нас следует пропустить вперед еще до того, как это предложила рыжая секретарша Лукаша.

Ректор в кабинете увлеченно замешивал в тазике тесто, по локоть в муке, коей на черной мантии осело немерено. Тазик был выдающихся размеров, словно угощать планировалось каждого посетителя, а возможно и весь универ. Интересно, ректор чем-нибудь еще на работе занимается? Того гляди, столовую без работы оставит.

— Чего-то вы рано, — среагировал он на наше появление, — блинчиков пока нет. А когда спекутся — вы уже уйдете. Кто их будет есть?