— Нет, у вас все хорошо, — успокаивает она артиста и обращается к оператору: — Витя, смотрите, у актера черная тень в пол-лица, или мне кажется?
Оператор отстраняется от визира камеры и тоже смотрит в монитор.
— Да нормально вроде.
— А я говорю — ненормально!
— И что делать? — спрашивает Витя.
— Очевидно, поправить прибор! Мотор! Начали!
Юля поправляла рубашку на Гаврике.
Снимали.
Гример поправляла тон на лице артиста.
Переменили точку. Снимали.
Сгрудившись вокруг стола, обедали. Нонна к еде не притрагивалась. Ходила из угла в угол по съемочной площадке. У нее в руках раскадровки. Листов много. Со стороны можно было предположить, что снимается «Ватерлоо», а не маленький клип на забавную песню.
За столом царило веселье. Сонька схватила у Гаврика гитару, пробовала взять какой-то сложный аккорд, тот поправлял ей пальцы. Смеялся. Юля с Гавриком рисовали друг друга наперегонки. Смеялись.
Снова снимали.
Потом Соня целовалась с оператором. После оператор целовался с гримершей. Гаврик пытался поцеловать Юлю, но Юля мастерски уклонялась. Затем веселье кончилось и они снова стали работать.
В павильон вошел Эдуард. Куртка, джинсы, резиновые сапоги — все в комьях грязи. На голове вязаная шапчонка колпаком. Юля поправила новый костюм на Гаврике, ловко увернулась от его руки, наделенной похлопать ее по заду, и вышла из кадра. Спиной отступила еще на несколько шагов и во что-то уперлась. Обернулась и увидела какого-то замызганного типа.
— Ох! — проговорил Эдик, глядя на Юлину голову цвета пожара. — Привет…
— Ой! Простите. Я вас не ушибла? Здравствуйте. Вы кто? Рабочий?
— Можно и так сказать, — улыбнулся Эдик. — А ты кто?
Юля ему гордо:
— Я — художник по костюмам. Нон, тут рабочий пришел!
Нонна не оборачивается. Она стоит спиной к своей группе и сосредоточенно смотрит в одну точку на заднике декорации. Зато Соня заметила Эдуарда и бежит к нему со всех ног.
— Это не рабочий! — выкрикивает она на бегу. — Это — брат мой! Это наш инфернальный друг! Заказчик наш и благодетель.
— Балаболка!
Он не может отвести взгляд от красных волос и белой, почти прозрачной кожи молодой женщины. Он видит, как она подходит к Нонне, которая стоит, отвернувшись от всех, и, кажется, читает газету, приклеенную к стене, при этом бурно жестикулируя. Эдик показывает глазами на Юлю, тихо спрашивает:
— Кто это?
— А это мои подруги! — отвечает Соня и радостно кричит: — Нонна, Юля, идите сюда!
— Да тихо ты…
Но уже поздно. Нонна и Юля обернулись и пошли по направлению к Эдику и Соне.
— Познакомьтесь, девочки. Эдуард — прошу любить и жаловать.
Нонна чинно кивает:
— Очень приятно.
— А я еще не знаю, — честно признается Юля.
Соня толкает ее локтем в бок.
— Она у нас — дитя душистых прерий. Придушить жалко, но хочется.
— Рыжая, — шепчет Эдик.
Нонка, Соня и Юлька в один голос:
— Простите?
— Да вот ты… да вот вы… рыжая такая.
— Ну и что? — строго спрашивает Юля.
— Да нет, ничего. Как работается? — спрашивает он у Нонны.
Та вежливо отзывается:
— Спасибо.
Подумав немного, искреннее добавляет:
— Ужасно!
Вечером они завалились в клуб к Эдику. Гуляла вся съемочная группа и сам Эдик с друзьями. Нонна слышала, что совместные праздники сближают творческий коллектив. Во всяком случае, в театре говорили именно так. Поэтому там часто и много выпивали. Нонна не любила шумных застолий, но ничего не могла с собой поделать. Ей казалось, что если она расстанется с ними, то потеряет нить, связывающую их.
Нонна сидит между Валерой и Димой, которые снова играют в шахматы. Шахматная доска стоит на месте Нонниной тарелки. Правда, Нонне она ни к чему, так как девушка по-прежнему смотрит в одну точку, только теперь это точка находится где-то на шахматном поле.
Соня занимается армрестлингом с оператором. Гримерша, звукорежиссер и осветитель активно болеют, хотя не вполне понятно, за кого.