Не ссорьтесь, девочки!

— Наша табачная фирма, — мягко, но внятно начала Валентина, — обеспечивает не только качество, но и эстетическую ценность продукции. То есть вы можете не быть курильщиком, но как элемент имиджа вы просто обязаны иметь пачку сигарет нашей марки.

Аудитория недоуменно переглядывается.

— Простите, вы что, хотите прорекламировать пачку? — спрашивает Нонна.

— Хороший вопрос, — благосклонно кивает Валентна и обводит театральным жестом всех присутствующих. — Вы задавайте, кстати, вопросы.

— А можно стрельнуть покурить? — раздается голос из зала.

Валентина не реагирует. «И где их учат не слышать то, что не хочется?» — думает Нонна. Но женщина все же сбилась. Она притронулась кончиками пальцев к виску, пытаясь вспомнить, на чем остановилась.

— Пачка, — напоминает Нонна.

— Пачка! Конечно, пачка! — обрадовалась Валентина. — Мы рекламируем бренд. Но это бренд… который олицетворяет товар, действительно отличающийся от товаров конкурентов. Качество табака…

— Простите за занудство, но вы как-то виляете. Я спрашиваю вас о пачке.

— Да что тут неясного? — закричал юноша, почти подросток, который старательно записывал в новенький блокнот каждое слово Валентины. — Вы хотите, чтобы мы занялись разработкой рекламной кампании ваших сигарет.

В зале послышался смех.

— Странно, — отозвался девичий голос. — А нам показалось, что нас сюда позвали презервативы рекламировать.

— Да как вы смеете?! — запротестовал подросток. — Я четыре года учился этому!

— Ну и молодец!

Валентина продолжала вежливо улыбаться.

— Тихо, тихо, дамы и господа… Нам всем ясно, о чем идет речь.

Нонну вообще-то беспокоило, как она выглядит со стороны. Не дурой ли кажется, не назойлива ли? Но ей необходима была эта работа. Голод не тетка. И она снова допытывается:

— Если мы рекламируем внешние качества пачки, то это одно, а если качество табака — то другое.

— Рейтинг продаж доказывает, что внешний вид пачки, ее цена и качество крайне важны для той целевой аудитории…

Ну почему они всегда виляют? Ведь Нонна не покупать явилась эти их вонючие сигареты. Разве нельзя сказать прямо: «Ребята, придумайте что-нибудь! Сигареты наши — отрава. Но всем нужно жить».

— А кому вы собираетесь ее продавать?

— Мужчинам и женщинам в возрасте…

— От двенадцати лет до самой кончины, — прерывают ее из зала.

Но Валентина вдруг взбунтовалась:

— Если вы полагаете, что неэтично рекламировать табачные изделия, можете уйти.

Однако, как ни странно, никто не вышел. Работа нужна была многим.

— Это новая марка, и мы ждем от вас новых предложений.

Перед тем как явиться сюда, Нонна залезла в интернет и теперь решила блеснуть эрудицией:

— Знаете ли вы о том, что подавляющее большинство сортов табака похожи друг на друга, как будто собраны на одном поле. Ваш табак чем-то отличается от остальных?

— Это вы должны придумать, чем, — усмехнулась Валентина. — Табачная фабрика выпустила новую марку сигарет «Властелин» и решила провести рекламную акцию своей продукции. Но обычные рекламные пути показались фирме неэффективными, и рекламный отдел компании объявил тендер на самый оригинальный способ рекламы.

Ну что ж, можно подумать. Это ведь не сложнее, чем пьесу написать. Нонна бредет по Невскому. В витринах магазинов она рассматривает надменных манекенов с выпученными глазами в ярких тряпках. Самая дорогая одежда выглядит неброско и напоминает хирургическое облачение. В самых дорогих магазинах — безголовые манекены. Руки и ноги на месте, а голов нет. Надо будет спросить у Юльки, почему.

Подтянутый молодой человек распахивает дверцу машины перед высокой тонкой, как прут, девушкой. Та садится в автомобиль, вернее, вползает в него как змея. За ней, за девушкой-змеей, в салон вползает ее бесконечно длинная нога, которая все длится, длится и длится бесконечно высоким каблуком. Машина уезжает, окатив Нонну грязью.

Нонка часто ругала себя за то, что обращала внимание на жанровые сцены. Она могла часами наблюдать за посторонними людьми. Что-то в ее голове записывало впечатления, бесстрастно, как кинокамера. Но потом, отматывая назад это «киноленту видения», она давала характеристики, делала выводы, проявляла собственное отношение к происходящему. Вот карманник поживился у зазевавшегося иностранца, вот таксист высадил толстуху с тяжелой сумкой, вот мужчина вышел из ресторана и разговаривает по мобильному телефону:

— А вот теперь слышно. У них тут в Питере гранит везде. Гранит сигналы гасит. И секретаршу мне дали — дура дурой. Неделю в одном пальто на работу ходит. Я ей говорю, стыдно, мать, в твоем возрасте одно пальто иметь. Вот тебе пятихатка, поди купи. Обиделась, заявление подала. Сколько лет ей? Не знаю, лет тридцать — тридцать пять.

Соня и Юля ждали Нонку у Лосевой. Грохотала музыка. Группа «Фюзеляж» во главе со своей солисткой Терезой Обломовой пела о любви. Но о любви не совсем традиционной — к самолетам, торпедоносцам, ракетам наземного базирования и системы «земля — воздух». Соня морщилась, а Юля трясла головой в такт музыке. Вообще-то она была занята серьезным делом — раскладывала на столе деньги тремя небольшими стопками. В основном десятки.