Не ссорьтесь, девочки!

Только Нонне удалось выполнить намеченную программу — они покатались на яхте. Ее укачало. Дела не обсуждали. Напротив, Шестакович лез целоваться и говорил об одиночестве. На причале заторопился почему-то, обнял ее на прощание, проклиная Дроздова, и через спину Нонны увидел, как к кромке воды приближается Юля. В свою очередь, Нонна заметила, как с другой стороны пристани к яхте Шестаковича приближается Соня.

— И что это значит, дорогой Боря?! — издали закричала Соня.

— Кажется, я тоже пришла рановато, — отзывается Юля.

Соня уже совсем рядом:

— У меня муж заболел, Борюсик. Простыл и кашляет. Сейчас при нем старушка-мать. И я пришла сказать, что не смогу поужинать при свечах, а твой интерьер готова обсудить за обедом.

— При каких свечах? — спрашивает Нонна. Но не у престарелого Казановы, а у подруг.

— А я вовремя пришла, — сообщает Юля. — Ну, может, минут на пятнадцать раньше. Кажется, я ничего не пропустила.

— Ничего, обещаю! Самое интересное еще впереди. — Нонна уперла руки в крутые бока и теперь похожа на южанку — торговку рыбой.

Шестакович проворно вспархивает на свою яхту и откидывает трап.

— Дамы, вы что-то перепутали. Соня, я позвоню вам, и мы обсудим интерьер.

— Ага! Так же, как и костюмчик, а заодно и сценарий.

Но яхта уходит в море, как и надежда продать сценарий, фрак и интерьер.

— Тебе что, мужиков мало?! — набросилась Юля на Соню.

А Нонна не сдержалась и добавила:

— У тебя муж есть!

— А ты-то что из себя мать-героиню представляешь, а сама по яхтам шляешься? — накинулась Соня на Нонну.

— Я не шляюсь.

— Шляешься! — закричала Соня.

— Шляешься! — крикнула Юля.

— Не надо вот этого. Только вот этого не надо! — защищалась Нонна. — Есть вещи, которые не прощают!

— Мне?!! — Юля уже привизгивала. — А что я сделала? Отравила морских котиков Арктики? Или развязала войну за Тунгусский метеорит?

— Ты — предательница! — потрясала кулаками Нонна.

— Предательница! — вторила ей Соня.

Но и ей досталось:

— И ты тоже предала!

— Да что я предала?!

— А я?

— Все! Не хочу с вами разговаривать. Никогда! Никогда не захочу!

Нонна убежала, чавкая по воде португальскими туфлями, которые выпросила на день у матери. Юля кричала ей вслед:

— Да пошла ты! Фея! — И тут же Соне: — И ты пошла!

— Сама пошла.

Нонна листала истрепавшуюся уже рукопись их коллективной книги и, раскрыв новый лист, стала писать: «Мы поссорились из-за мужчины. В первый раз в жизни мы поссорились из-за мужчины. Никогда с нами такого не бывало. Никогда. Даже не верится. Ни в детстве, ни в юности. Самые роскошные мужики становились неинтересны, как только наши интересы скрещивались. Ни один самый сексуальный мужчина не мог затмить наших удовольствий: трепотню ни о чем под кофе, чай, вино, пиво… Неважно, подо все, что пьется. А однажды мы были в походе с палаткой и рюкзаками, и ворона утащила пачку чая. Мы заваривали чернику и листья шалфея. И разговаривали до хрипоты, до одури, до боли в горле. Смеялись до колик в животе. Построили идола — покровителя леса — из веток… Никогда мы не ссорились из-за мужиков…»

Соня набирала номера подруг и не могла говорить, опускала трубку. Она даже Жорику плакалась, пока тот пил чай, закусывая крабовыми палочками.

— Как же так?!.. Ну как же так несправедливо?!.. Мы с первого класса дружим… Я ей всегда… Я ей всегда помогала… За что она так меня?! А эта? Как эта-то могла?! Я ведь с ней с первого класса…

Было не совсем ясно, о ком из подруг и в какой последовательности сокрушалась Соня, но Жорику не нужно было уточнений. Он делал свои выводы и злорадствовал.

— За что? Я всегда говорил, что твоя Нонна ни на что не способна, — чавкал Жорик. — Защищай ее побольше. Увидела мужика — произошла аберрация сознания. Сколько она живого мужика-то не видела? Тут не только подругу, тут маму родную продашь.

— Что же делать? — спрашивала Соня, хотя обычно мнением мужа не интересовалась. Она давно привыкла к тому, что ничего путного он посоветовать не может.

— Домом надо больше заниматься, а не ломать себе голову из-за какой-то ерунды. Я бы на твоем месте больше с ней не разговаривал. Она мне, в общем, никогда не нравилась. Она, как эта бессмысленная Буркова. Вся эта интеллигентщина бездарная…

Соня ревела в голос. Он опять о себе. Ему нет никакого дела ни до нее, ни до ее подруг.