Не стану взрослой

— Макс, не отделяйся, у нас тут Иришка интересную историю рассказывает, — сказал Костя, остановившись и подождав, пока Максим его догонит. — Иришка, продолжай.

— Ну, вот. Он мне говорит: Камилла, у вас такой приятный голос…

— Камилла? — вздрогнул Максим.

— Это у меня такой псевдоним, я в колл-центре работаю. У нас нельзя, чтобы двух девушек звали одинаково. Там уже была одна Ира, мне пришлось взять псевдоним: Камилла… Вот, он мне говорит: Камилла, у вас такой приятный голос… Я ему говорю: у вас есть какие-нибудь вопросы, касающиеся работы оператора «Эхо-Сот»? Он говорит: Камилла, давайте с вами встретимся. Я ему: если у вас нет никаких вопросов по поводу работы оператора «Эхо-Сот», — голос Иришки стал предельно сухим, — то нам придется закончить разговор. Он мне: подождите-подождите! А расскажите вот про этот тариф. Делать нечего, рассказываю. Он мне: а расскажите вот про другой тариф. А сам дышит громко. У меня было такое чувство, что меня грязно лапают. Я стиснула зубы и сквозь зубы ему рассказываю, а он вдруг меня обрывает: все, говорит, больше не надо. Таким срывающимся голосом. И трубку повесил. А у нас же все входящие номера сохраняются… Я ему потом звоню из автомата и говорю: мужик, ты у меня получаешь флаг в руки, барабан на шею и становишься в колонну идущих на… — Иришка смачно выругалась. — Он в непонятках: кто это, что вам надо? А я сразу трубку повесила.

— И что ты сделала? — спросил Костя.

— Я его потом нашла в базе данных и тариф ему несколько раз поменяла. Каждый раз с него снимали со счета по два-три бакса — и так, пока у него счет не обнулился. А потом поставила ему тариф «Говори в долг» — так он сам не заметил, как наговорил на минус двадцать баксов.

— Ну… так и надо, — сказал Максим. — За секс по телефону надо платить.

Лицо Кости, слегка недоуменное, вдруг просветлело. Максим усмехнулся: если бы не его последний комментарий, его новый друг так и не понял бы, за что пострадал бедный молодой человек.

— Такая жара! — воскликнула Валя. — Бли-и-и-ин, я сейчас расплавлюсь!

— А кому-то холодно, — заметил Костя.

— Кому? — не поняла девушка.

— Да я сегодня мужика какого-то видел, в куртке с капюшоном, как у рэппера. И капюшон на глаза надвинут.

Максим опять вздрогнул:

— Где ты его видел?

— Да когда мы из дома вышли, за нами шел, потом свернул. Ты его не заметил, наверно…

Остановившись, Максим торопливо осмотрелся. Пытался разглядеть в этой полуодетой толпе человека в серой куртке. Потом попробовал вспомнить, как выглядел тот парень в электричке. А с чего он вообще взял, что это парень? Под тем капюшоном мог оказаться кто угодно… Кто угодно, да. Максиму стало не по себе.

— Лицо видел?

— Да нет, я ж говорю: он в капюшоне. Идет такой, руки в карманы, голову нагнул, — Костя изобразил, ссутулившись и сунув руки в карманы. — Я так, на ходу, обернулся и увидел. Потом через пару минут посмотрел опять — идет. Потом пропал. Крепкий такой. А ты его знаешь, что ли?

— Возможно. — Больше Максим не сказал ни слова за всю оставшуюся дорогу.

* * *

— Тебе еще налить? — спросил Олег.

Карина отрицательно мотнула головой. Ей было скучно, да к тому же этот Олег сильно действовал ей на нервы. Так с ней бывает на любой вечеринке: приклеится какой-нибудь парень, сядет рядом и начинает назойливо следить, чтобы у Карины тарелка и стакан всегда были полными. Спрашивает: «Принести еще чего-нибудь? Хлеба? Салфетку?» — а сам смотрит, чтобы никто другой не приближался к Карине ближе чем на метр. А Карина позволяла ему это делать: лучше уж одного терпеть, чем многих.

Длинный стол. Музыкальный центр. Двадцать человек народа, все — одногруппники Алены. Все, кроме сестры Кати и ее подруги Карины.

Нарядная Алена сидела, как и положено виновнице торжества, во главе стола. Ни с кем не разговаривала и время от времени, как показалось Карине, смахивала слезинки. Ее можно понять. Двадцать один год — это не просто день рождения. Это — конец юности. Окончательное совершеннолетие. Рубеж. Это нужно пережить.

Подарки сложены на маленьком столике возле пианино, Алена их все уже развернула. Открытки, колбочка с «адским жителем», диски с музыкой, книжки, какие-то ароматические свечи… Ерунда одна. Единственный более-менее стоящий подарок — огромный альбом репродукций Да Винчи, Микеланджело Буонаротти и многих, многих других живописцев эпохи Возрождения. Такой фолиант стоит целую зарплату. И кому это, интересно, некуда денег девать?