- Пока будем отдыхать, - ответил Жилин, скользнул взглядом по лицам присутствующих и продолжил:
- Все вы знаете, что нам предстоит в ближайшие дни, ребята. Есть ли смысл обсуждать все это еще раз?
- Но кое-какие детали все еще не ясны, - заметил из своего кресла Дауге. - Детали и сроки...
- Сроки нам должен сообщить Сикорски, - жестом остановил его Жилин. - А детали... Что ж детали действительно стоит обсудить. Только давайте вначале и вправду перекусим, а?
- Я сразу вас раскусила, Иван, - хохотнула Рада. -Вы - отпетый чревоугодник!
- В известном смысле, да, - откровенно признался Жилин. - И в определенные моменты времени, - тоже да. А вообще-то, ребята, последний раз я ел вчера утром, еще во Владивостоке. Поэтому есть хочется просто зверски!
- Соловья баснями не кормят, - изрек Саул, картинно подняв вверх указательный палец. - Обедать, обедать, и еще раз обедать - вот общее настроение трудящихся масс!
- Путь к сердцу командира лежит через желудок. Параграф два устава строевой службы Советской Армии, - смешливо нахмурив брови, сообщила Рада. - Поэтому, господа офицеры, я с вашего позволения командируюсь на кухню помогать Сельме.
- Не желаете пока сразиться в шахматишки, Иван? -Саул кивнул подбородком в сторону шахматной доски. -А то наш друг Эдуард сегодня несколько рассеян для серьезной игры...
- Откровенно говоря, Саул, я не большой любитель шахмат, - пожал плечами Жилин. - Мой опыт в этой сфере ограничивается, пожалуй, только знанием названий фигур...
- Реванш, только реванш, - Эдик шутливо погрозил Репнину кулаком. - Вам не уйти от справедливого возмездия, Саул!
- Ну, это мы еще посмотрим, - Репнин взглянул на свои наручные часы и обратился к Дауге:
- Гриша, вы не могли бы переключить телевизор на первый канал? Трансляция должна начаться через пару минут...
- Конечно, Саул, конечно, - Григорий потянулся к телевизору.
- Что, снова «напутка»? - хмуро поинтересовался Жилин.
- Она самая, - ответил Репнин, рассеянно расставляя фигуры на шахматной доске. - Напутственное слово. Для наших...
- Ну, и что вы собираетесь от него услышать, мальчики? - Майя недоуменно пожала плечами. - Снова будет едва ли не площадная ругань и набор казенных обвинений...
- Нам все-таки нужно иметь больше информации, Майя, - возразил Дауге и вздохнул. - Любой информации. Пусть даже и в таком искаженном виде.
- А мне лично нужно больше ненависти, - сказал Саул и на его щеках заходили желваки. - Я, друзья мои, просто заряжаюсь ненавистью, глядя на тупые свинячьи рыла лихачевского отребья!
- Не такие уж они и тупые, к сожалению, - покачала головой Майя. - А что касается ненависти... Я считаю, что это плохо, когда ненависть становится движущей силой, Саул. Мы рискуем превратиться в таких же ничтожеств, как и они все...
- Согласен, - Саул почесал пальцем переносицу. -Но только отчасти, Майя, только отчасти! Да, ненависть не должна быть нашей движущей силой, но вспомогательным приспособлением... Я ненавижу, да именно ненавижу, и товарища Лихачева, и всю его грязно-красную чиновничью свору!
- О волке помолвка, а волк - тут как тут, - сказал Дауге и кивнул подбородком в сторону экрана телевизора. - Представление начинается.
На зеленоватом экране старенького «Фотона» появилась золотистая на красном фоне заставка: «Выступление Генерального секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Кузьмы Егоровича Лихачева на собрании представителей творческой интеллигенции. Прямое включение».
- Врут, - Эдик принялся энергично протирать стекла очков носовым платком и близоруко прищурил глаза. - Это запись. Запаздывание идет примерно на пять минут.
- Разумеется, запись, - криво ухмыльнулся Саул. -А ну-ка, если вдруг кто-нибудь из присутствующих позволит публично не согласиться с нашим дорогим Генеральным секретарем?
- Это совсем уж из области маловероятного, Саул, - на лице Майи появилась скептическая улыбка. - Вы знаете, какой отбор кандидатов проходит на эти встречи членов Политбюро с народом?
- И, несмотря на этот отбор и толпы переодетых пэгэбэшников в зале, они все равно боятся, - с иронией в голосе произнес Эдик. - По-моему, это вообще признак нынешней власти: править - и одновременно трястись от страха.
- Это признак любой тоталитарной власти, Эдуард, - Жилин присел на краешек дивана. - Любой владыка, не опирающийся на подлинную систему народовластия, труслив. Наши нынешние правители в этом смысле вовсе не являются исключением.
Заставка на экране телевизора сменилась изображением Колонного зала Дома Союзов. Лихачев уже стоял на трибуне. Кашлянув и грозно сверкнув в зал стеклами очков, он начал говорить. Текст, подготовленный референтами загодя и заботливо напечатанный крупными буквами, был разложен прямо перед ним. Престарелый Генсек - впрочем, как и большинство его предшественников, - не любил экспромтов ни в государственной политике, ни в собственных речах: