Жилин легко взбежал по ступенькам на порог учебного корпуса, распахнул дверь из толстого стекла и нырнул внутрь здания. Перед ними открылся широкий холл, еще несколько ступенек вели вверх, к пропускному пункту. Занятия второй смены уже давно начались, и холл был почти пуст - только две девчонки - студентки рассматривали открытки на витрине книжного киоска справа от входа в институт. Иван чуть ли не в один прыжок преодолел ступеньки, и не останавливаясь, на ходу, сунул под нос пожилому вахтеру в зеленой тужурке стандартный институтский пропуск, взятый вчера у студента-владельца во временную аренду за две бутылки пива. Вахтер лениво повел глазами и молча кивнул.
Иван прошел сквозь металлический турникет, свернул влево, опустился по лестничному пролету на пол этажа вниз, в сторону гардероба, остановился и настороженно оглянулся назад. Отсюда ему хорошо был виден и сам пропускной пункт, и все входившие через него в институт. «Топтун» - если он, конечно, был, -непременно должен был сунуться в здание института следом за Жилиным.
Финт с обнаружением возможного «хвоста» и уходом от него через территорию режимного объекта придумал Сикорски. Не бог весть что, конечно, но в случае чего могло сгодиться и это. Вряд ли в кармане рядового сотрудника московского ПГБ мог бы заваляться пропуск МАИ. Поэтому, пересекая пропускной пункт, «топтун» непременно предъявил бы вахтеру свое пэгэбэшное удостоверение. Вот тут-то, по убеждению Сикорски, и должна была возникнуть та мимолетная пауза, когда вахтер будет осознавать, чем предъявленная красная корочка отличается от стандартной голубой институтской и почему владелец красной книжечки имеет право беспрепятственно пройти на территорию любого режимного объекта. Этот момент преодоления «топтуном» институтского КПП, утверждал Рудольф Сикорски, расхаживая по гостиной своей просторной квартиры в Мытищах, можно с высокой вероятностью засечь и окончательно убедиться в наличии или отсутствии «хвоста».
Жилин простоял на площадке между этажами почти пять минут, внимательно рассматривая всех входящих. Была середина дня, послеобеденные лекции и семинары уже шли полным ходом, и за все время наблюдения через пропускной пункт промчался только очкастый вихрастый парень с дипломатом под мышкой и неторопливо продефилировала, радостно о чем-то щебеча, стайка младшекурсников.
Не обнаружив «хвоста» и облегченно вздохнув, Жилин все же решил совершить то, что Рудольф Сикорски на вчерашнем вечернем инструктаже назвал «маневром запланированного ухода». Перепрыгивая через несколько ступенек, Иван спустился в гардероб, круто свернул вправо и оказался в длинном, совершенно пустом и темном коридоре хозяйственного сектора. Прогрохотав ботинками по металлическим плитам, устилавшим пол коридора, Жилин снова оглянулся назад. Пространство у него за спиной по-прежнему оставалось совершенно безлюдным. Удовлетворенно фыркнув, Жилин, насвистывая под нос мотив популярной песенки, поднялся по лестничному пролету к запасному выходу из корпуса.
Иван отодвинул тяжелый засов, толкнул обшитую стальными листами фанерную дверь и оказался на широкой пешеходной аллее между институтскими корпусами. Он повернул налево и зашагал по асфальтированной аллейке, обсаженной слева и справа аккуратно подстриженными кустами. Миновал пятый учебный корпус и небольшой гранитный монумент, установленный прошлой весной в память о погибшем при посадке «Бурана» экипаже полковника Бородина, и вышел на институтскую площадь. Площадь еще со времен основания авиационного института именовалась студентами «сачкодромом» за разбитый в центре ее тенистый сквер с удобными лавочками, на которых так хорошо было расположиться, сбежав с очередной нудной лекции по политэкономии или марксистско-ленинской философии.