Почти четыре года назад Третья ударная армия под командованием генерал-лейтенанта Калинина, совершенно очумев от пятилетней бессмысленной кровавой бойни на границе с Пакистаном, в одну из холодных зимних ночей совершенно неожиданно для центральных советских властей в Москве вдруг перебила замполитов и военных партработников и, объявив себя Русской народно-освободительной армией, при поддержке партизанских отрядов из местного населения, двинулась на Кабул, по дороге разоружая вторые эшелоны Ограниченного воинского контингента Советской Армии и части афганского цорандоя.
Московское руководство во главе с Лихачевым было настолько шокировано восстанием боевых воинских частей, что несколько дней пребывало в абсолютном ступоре. Партийные бонзы хоть как-то пришли в себя только в начале марта, когда части мятежного генерала взяли Кабул и с ходу, уже практически не встречая сопротивления и обрастая афганскими добровольческими силами, повернули на север, к советской границе. Говорят, что Лихачев больше всего опасался даже не перелома в афганской войне, а именно встречи калининцев с частями Туркестанского военного округа. Якобы были совсем немалые шансы, что войска могут, окончательно наплевав на московское партийное руководство, объединиться в совместном марше вглубь страны.
Может быть, так все бы и получилось, если бы генерал Калинин не решил устроить перед броском через границу большое совещание командиров верных ему воинских частей и отрядов добровольцев в освобожденном Кабуле. Советская разведка на этот раз уже не дремала...
Жилин вспомнил, как три с половиной года назад мартовской стылой ночью он лихорадочно крутил ручки настройки своего старенького «Меридиана», пытаясь сквозь надсадный вой глушилок уловить передачу хотя бы какой-то из западных радиостанций. Но на частотах «Голоса Америки», «Свободы» и «Свободной Европы» непроницаемой акустической стеной стоял оглушительный переливчатый визг. Только под самое утро Иван наткнулся на чью-то едва пробивавшуюся сквозь искусственные помехи радиопередачу. Диктор скороговоркой говорил на незнакомом - может быть, арабском, - языке. Напрягая слух, Жилин вслушивался в незнакомые слова и несколько минут совершенно ничего не понимал. Не понимал до того момента, пока далекий радиокомментатор вдруг не оборвал свою речь на полуслове и после короткой паузы не произнес, а скорее даже прошептал в микрофон срывающимся, дрожащим от едва сдерживаемых слез голосом: Хиросима, Нагасаки, Кабул...
Партийное руководство, конечно же, немедленно после разгрома военного мятежа устроило «разбор полетов». Полетели сотни голов в армии, авиации и даже на флоте. Комитет государственной безопасности был зашельмован с самых высоких трибун за отсутствие бдительности и разогнан. Впрочем, свято место пусто не бывает. Уже через неделю вместо бесславно почившего КГБ Политбюро ЦК КПСС приняло решение о создании еще более крупной структуры - полиции государственной безопасности, ПГБ. Острословы на кухнях за бутылкой водки шутили: «Кто попался Пэ-Гэ-Бэ - тот, конечно, по-ги-бэ». Смех смехом, а в этой мрачной шутке была немалая доля правды. Уровень репрессий в стране после разгрома калининцев взлетел едва ли не до отметки тридцать седьмого года.
Ладони у Жилина вспотели. На долю секунды ему даже вдруг показалось, что он сейчас держит в руках не толстый многостраничный том, а огромную, мертвую и холодную зеленую жабу, с тела которой срываются на пол большие кроваво-красные капли. Ком подкатил к горлу, и Ивана едва не стошнило от отвращения. Только невероятным усилием воли он смог сдержать вдруг охватившее его желание тотчас же не запустить тяжелой книгой в красно-зеленом целлофанированном переплете прямо в уныло-безразличный мир за оконным стеклом.
«А вот это уже нервы, товарищ пилот, - тут же укорил он сам себя, чувствуя, как холодные струйки пота медленными ручейками ползут по спине. - Что, нервишки у тебя сдают, парень? Н-да... Лечить нужно нервишки, иначе...»
Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы окончательно успокоиться, закрыл книгу и аккуратно поставил ее на место. Бегло пролистав еще несколько тощих бело-красных брошюр, Жилин купил тоненькую книжечку с материалами последнего, июньского, пленума ЦК КПСС и вышел из магазина. Он на секунду замешкался на ступеньках, поправляя шарф, и одновременно внимательно оглядел улицу. Сунул, свернув трубкой, купленную брошюру глубоко в карман плаща и зашагал к перекрестку. Слежки за собой он пока не обнаружил.
«Хотя это вовсе не означает, что слежки и в самом деле нет, - подумал Жилин, остановившись у полосатой зебры пешеходного перехода. - Они ведь вполне способны вести меня на расстоянии. Кто может гарантировать, что сейчас из проезжающих мимо машин не следят за мной чьи-нибудь внимательные и, конечно же, бесконечно любящие глаза? Или что куда-нибудь в полу плаща мне еще на вокзале незаметно не всадили какой-нибудь миниатюрный «жучок»?