- Конечно, родителям до них дела нет, вот такие и получаются - вторила рядом сидящая бабуля. Однако троллейбус подошел к остановке, и излить накопленное в полной мере Петру Станиславовичу не удалось. Двери открылись, и парень шагнул на ступеньки, но вдруг обернулся и сдержанно сказал - Не стоило мне грубить... зря - а потом вышел.
Петр Станиславович, выдал несколько праведных реплик, сложил руки поверх выдающегося пузца и на этом успокоился, не обратив на лепет обиженного мальчишки никакого внимания.
Через три остановки его, потому еще можно посидеть, подумать о стороннем, например, о даче, расслабиться. За окном проносились машины, троллейбус немного потряхивало, слышались невнятные разговоры, кондуктор выпрашивала билеты и... гул, странный одновременно знакомый какой-то угрозой. Он повернул голову в его сторону и отшатнулся - перед глазами висела оса.
- Откуда осы? - удивилась соседка, отмахнувшись от опасного насекомого. "Полосатая" взбесилась. Она сделала крюк над высокой прической старушки, будто специально набирала высоту, и, спикировав с приличной высоты, словно дротик от дарца впилась в мочку Арсеньева. Петр Станиславович взвыл, вскочил и замолотил себе ладонью по уху, избавляясь от твари, которая так внезапно и подло нанесла ему болезненный удар. Убедившись что " подлая" мертва, Петр Станиславович закричал на весь салон, привлекая к себе внимание:
- Безобразие, что это такое! Кондуктор у вас в салоне насекомые!
- Да, осы - поддакнула соседка
- Весною осы? Вы в своем уме? Быть такого не может! - отозвалась жующая жевачку молодая кондуктор.
-Как это не может быть? Посмотрите сами, что она сделала! - еще больше возмутился Петр Станиславович, демонстрируя сидящей в трех метрах от него хозяйке салона, на глазах опухающий орган, уже сейчас размерами напоминавший приличный вареник с малиной.
- Ну не знаю - повела плечами невозмутимая кондукторша и отвернулась, не желая слышать ни о каких осах и ушах.
- Не знаю - тихо передразнил Петр Станиславович - развели тут, черт знает что - бурчал он, обиженно выпятив нижнюю губу. Все время до своей остановки он сидел молча, лишь мял ухо, которое стало непропорционально огромным, примерно в два раз больше левого.