Не страшись урагана любви

— Не хочешь нам помочь, Дуг? — спросил Бонхэм. — Когда вернемся домой.

— Конечно, — ответил Дуг.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Орлоффски. Он снова наклонился вперед, но говорил громко. — Я думаю, ее утащил кто-нибудь из этих проклятых ниггеров-носильщиков. Я точно видел ее вместе с барахлом на заднем сиденье, когда мы разгружались. А потом, когда я через минуту оглянулся, ее уже не было. Но я, черт подери, видел ее. Ты ее видел, Эл?

— Нет, — честно ответил Бонхэм, — но я тогда ее не искал.

— Ты видел, Дуг? — спросил Орлоффски.

— Нет, — ответил Дуг. — Не видел.

— А ты как, Ванда Лу?

— Нет, я ее там не видела, — ответила Ванда Лу. — Но я точно видела, как кто-то ее куда-то сунул, когда мы упаковывались дома.

— Ну, я думаю, так и случилось, — сказал Орлоффски. — Я точно видел ее, и я точно знаю, что ее стянул кто-то из этих вшивых черных ниггеров-носильщиков. Они жуткие воры, эти ниггеры-деревенщина. Разве не так, Летта?

— Да, — сказала Летта. — Многие ниггеры-деревенщина — большие воры. — Большая удача для него, подумал Бонхэм, спросить у Летты, которая так заботилась о своем буржуазном окружении. Да и правда, что очень многие полевые рабочие низших классов, невежественные и необразованные, были классными ворами и гордились этим.

— Я не думаю, что дома мы найдем камеру, — сказал Орлоффски.

Бонхэм пытался скрыть отчаяние в голосе. Вот, значит, какой линии он будет придерживаться.

— Ну, мы все равно хорошенько поищем, когда приедем, чтобы уж точно убедиться.

Но, конечно, они ее не найдут.

— И дайте мне глотнуть из бутылки, что у вас, что б там ни было, — с отчаянием сказал он и протянул руку назад.

— Это водка, — сказал Орлоффски и дал бутылку.

От большого глотка крепкой водки на глаза навернулись слезы, в желудке закипело, но все равно лучше не стало. Все шло не так. Все на него давило, сжимало со всех сторон, так что он и пошевельнуться не мог. Время вышло. Успех был под самым носом, как пресловутая морковка, но он не смог рвануться и достать ее. А теперь это!

Единственное, что не должно идти плохо, это сделка с Сэмом Файнером. Деньги пришли два дня тому назад. Он никому об этом не сказал. Он передал чек управляющему «Ройал Кэнедиэн Бэнк», который провел его через свой банк и теперь держит десять тысяч, не кладя их на счет. Когда здесь, в городе, они основали втроем корпорацию после поездки на Гранд-Бэнк, то избрание его президентом давало на это право. И он не хотел испытывать судьбу, рискуя этимиденьгами.

На встрече Сэма Файнера, не желавшего получить пай, а предоставлявшего только долгосрочный заем на низких процентах, все-таки убедили взять 2 процента акций в качестве подарка, а не в уплату долга. Идея исходила от Бонхэма. Орлоффски поддержал. У Бонхэма осталось 49 процентов, 49 процентов — у Орлоффски, у Файнера же — решающие 2 процента. Бонхэм предпочел такой путь, поскольку был достаточно уверен, что в любом решении может рассчитывать на Файнера, а это лучше, чем разделить акции с Орлоффски по 50 процентов и столкнуться с ним лбами.

Когда деньги пришли, он позвонил морскому агенту, продававшему шхуну, и, подчеркнув, что платить будет наличными, выцыганил скидку с 11500 до 10200 долларов. Благодаря чеку, управляющий банком дал ему тысячу долларов, чтобы послать агенту в качестве задатка.

Бонхэм знал владельцев шхуны. Это была маленькая американская нефтяная корпорация, которая по каким-то причинам очень хотела быстро избавиться от недвижимого имущества, чтобы можно было ликвидировать корпорацию. И шхуна, которую использовали только для увеселительных прогулок по завершении сделок, оставалась практически последним недвижимым имуществом. И все же он сумел снизить цену только до 10200. Но он заставил их согласиться на ее доставку за их счет. Как только Орлоффски поедет на север за яхтой, он повезет деньги в Кингстон завершать сделку, покажет там наличные и попытается выторговать еще тысячу.

Но все остальное шло плохо. Позвонили из дока Кингстона и сказали, что гнили на правом борту значительно больше, чем думали, прогнила даже часть палубы, придется сменить часть досок, чего они делать не собирались. На это никак не хватит двух тысяч. Скорее — больше шести. А Орлоффски не подавал никаких признаков того, что перебросит обещанные бабки. Он весьма туманно говорил о деньгах и продаже спортивного магазина. Откуда же придут деньги? Бонхэм надеялся на Гранта. Он сказал, чтобы работы в доке продолжались.

Бонхэм был уверен, что Орлоффски получил «задаток», скажем, три-четыре тысячи, и на них он сюда и приехал. Орлоффски сам почти что сказал это. А поскольку жили они у Бонхэма, за еду платили очень мало, так что должна оставаться приличная сумма. Но сейчас Орлоффски отрицал, что сделка состоялась, что эти деньги были получены, заявлял, что должен будет искать покупателя на магазин, когда вернется за яхтой. А теперь он должен везти на себе и эту дурацкую историю со сраной камерой Гранта. И как раз тогда, когда Бонхэм начал считать Гранта серьезным кандидатом на заполнение бреши в наличных. Все до чертиков хреново!