Не страшись урагана любви

Это вовсе не прозвучало обычным заявлением, пророчеством, на которые она была так щедра и за которые не отвечала. Он понял, что она почему-то злится за то, что он отнял ее «свободу», но не знал, что ответить. Молчание все длилось и не было заметно, чтобы Лаки собиралась его нарушить.

— Тогда я просто наставлю рога тебе, — хрипло сказал он.

— Нет-нет. Нет, тебе нельзя, — сказала она с закрытыми глазами. — Мне было бы слишком больно.

Грант не ответил. Неожиданно он вспомнил о том дне, когда она голой танцевала в воде в Монтего-Бей. Кажется, все больше и больше он задыхался.

— Ну, тогда, если ты мне наставишь рога, то должна разрешить мне видеть это, — сказал он еще более хрипло.

В ответ Лаки открыла глаза и улыбнулась. Она ничего не сказала. Ни слова. Просто лежала и улыбалась ему. Через секунду Грант встал и взял трусы.

— Пошли спустимся и поужинаем, — грубовато сказал он.

Он неожиданно и опасно рассердился. Она должна была хоть что-то сказать. О том, что она знает, что это неправда. На лестнице он наклонился, грубо схватил ее за плечо и грубо сказал:

— Только помни, что фантазия — это не реальность.

Снова она взглянула на него через плечо и молча улыбнулась. Что он хотел сделать, так это ударить ее. Потом она снова пошла вниз и взяла его за руку самым прелестным жестом, какой когда-либо видел Грант. Он оттолкнул ее руки. Никогда и никому нельзя говорить такое. Особенно, если ты вовсе не это имеешь в виду. Если бы перед ним был Жак Эдгар, или Фербер Морган, или даже Бадди Ландсбаум, он дал бы по роже любому из них, а то и всем сразу.

И кого же он должен был увидеть перед собой, когда они обогнули лестничную площадку и вышли в узкое фойе? Бредфорда Хита! Стоявшего у папайи в кадке! К счастью, из-за поворота Хит не видел его резкого жеста.

— Мои поздравления, Грант, — сказал выпускающий редактор с настороженной и тошнотворной улыбкой. — Мадам, примите мои наилучшие пожелания! — Он пожал им руки. — Я издали все видел. О, э... могу я вас на секундочку, Грант? — добавил он, когда они уже проходили мимо.

— Нет, — грубо ответил Грант и рванулся, но Хит держал его за руку. Лаки уже отошла.

— Я просто хотел вам сказать, что отослал свое сообщение, — говорил он, пока Грант пытался освободить руку.

— Да я хотел положить на то, что вы делаете, Хит, — грубо сказал Грант. — Делайте все, что хотите и идите на к черту!

— Ну-ну-ну! Не сердитесь! — улыбнулся Хит.

— Я не сержусь, Хит, — сказал Грант и двинулся.

— И я просто хотел сказать, — проговорил ему в спину Хит, — что только что узнал, что миссис Эбернати отдыхает у графини де Блистейн в Ганадо Бей.

Грант остановился и развернулся.

— На тот случай, если вы не знали, — улыбался Хит.

— Ну и?

— Естественно, меня удивило, почему вы не пригласили ее с мужем на свадьбу? — мягко, все еще улыбаясь, сказал редактор.

— Сообразите, — сказал Грант. — Вы же такой умный, сами, мать вашу так, сообразите. А теперь, ради Господа Бога, оставьте меня в покое!— Он отвернулся.

Дерьмо они, думал он, следуя за восхитительно покачивающимся задом и длинной прямой спиной Лаки в освещенный свечами бар, где все встали из-за сдвинутых обеденных столов, чтобы поаплодировать новобрачным, к черту их всех. До единого.

Когда через три дня позвонили из Ганадо-Бей, он не удивился и как будто предвидел звонок. А когда через день в дверном проеме появился Дуг, он точно понял, зачем тот приехал. Он был рад, что Лючия Анжелина Елена Виденди Грант все знала о телефонном звонке.

Потом, когда он шел по холлу поздороваться с Дугом, то увидел большую мешковатую медведеобразную фигуру Эла Бонхэма, который что-то обсуждал с водителем такси в нескольких футах от Дуга.

24

Из-за острого угла, под которым она сидела с новыми друзьями, опершись спиной о стену, Лаки не увидела на улице Эла Бонхэма и тогда, когда замахала рукой, улыбнулась и что-то крикнула Дугу. Она всегда была рада видеть Дуга, почему, она и сама точно не понимала, но помнила, что всегда была точно так же рада, когда он уходил. С Бонхэмом все было по-другому. Когда над верандой появилась его огромная голова, а за ней последовало медведеобразное тело, как у Коджака (только так она могла его описать), она подумала: «О нет!» — и периодически возникавшее в течение всего дня свадьбы чувство полуотчаяния вернулось еще более сильным. Ну, теперь повсюду будет болтаться эта дубина, пропивать деньги Рона, все время пытаясь что-нибудь продать ему, забирая его на плавание или на подобную чертовщину, типа этой мерзкой яхты, демонстрируя свое открытое неприятие ее, оплаченное, впрочем, той же монетой. У нее с Роном теперь будет мало времени, как уже было раньше.

Грант, отметила она, пожал Бонхэму руку с таким же удовольствием и счастьем, как и Дугу.