Не стреляйте в рекламиста

Препятствие поставили жители элитного поселочка, прилепившегося к краю леса. Поставили, надо сказать, очень подло: между двух озорных поворотов и не обозначив никакими знаками. Ефим еще раз высказал все, что думает по поводу новых русских, и, успокоившись, двинулся дальше.

Береславский уже ехал по Носовихинскому шоссе. Дорога по-прежнему была пустынной. Лишь на съезде с Носовихи, ведущему через край Салтыковки к еврейскому кладбищу, Ефим в зеркальце заднего вида обратил внимание на мчащийся в его сторону мотоцикл. Аппарат был явно импортного происхождения. К удивлению Ефима, мотоцикл тоже свернул с шоссе.

Подъехав к забору кладбища, Береславский еще раз оглянулся. Мотоцикла не было. Значит, остановился где-то на поселковых улицах.

Ефим осторожно "сполз" с асфальта на грунтовую дорожку, ведущую к домику кладбищенских рабочих и калитке. К его удивлению, и Володя, и Миша, и еще один незнакомый парень уже были на месте. Первые двое радостно приветствовали Ефима. Он ответил тем же.

Ребята не только честно выполняли свою работу (а у Ефима здесь лежит отец, бабушка, бабушкины сестры и еще несколько родственников), но и умели не радоваться чужому горю, дающему им заработок. Или, по крайней мере, не показывать этого.

Все они были слегка философами (антураж обязывал), и Береславский, когда бывало свободное время, с удовольствием с ними болтал. Но сейчас свободного времени не было. Ефим сразу прошел к папиной могиле.

В большом огороженном пространстве отцов памятник занимал не много места. Памятник был такой, какой наверняка бы понравился отцу: необработанная глыба гранита, с небольшим отполированным куском, на котором выбиты фамилия и даты. Таким отец и был. Цельным, монолитным. А что необработанным - так некому было особо обрабатывать. Детство в эвакуации, дед всегда на службе. И институт, и жизненные университеты проходил самостоятельно. Зато Ефиму попытался дать все, что мог.

Правда, Ефим не все принимал. Тяжело было отцу вдруг - и очень рано! понять, что у сыночка характер тоже не сахар, и все решения он принимает самостоятельно! Это даже мешало отношениям. До определенного времени. Когда они вдруг одновременно поняли абсолютную необходимость друг другу.

А потом отец умер. Ефим был потрясен, хотя к тридцати семи годам люди уже понимают, что никто не вечен. Но все равно, кроме боли была еще и обида: как же так, все так сложно, а меня бросили!

Это настолько задело его, что он невольно перекинул ситуацию на себя и своих близких. И стал гораздо менее бесшабашен. Даже пошел сделал гастроэндоскопию, которую откладывал четыре года. И истратил денег на пневмоподушку в машине, что тоже для Ефима было нетипично. А куда деваться: ведь за ним - дети, жены (отчасти), сотрудники, Наташка. И мама, конечно, для которой Ефим был всем.

А вообще смерти Береславский не боялся. Справа от папиной могилы была его. Он заранее купил землю под собственную могилу, что полностью соответствовало еврейским религиозным традициям.

Правда, Ефим никогда не был религиозным. Что там говорить про религию и историю, если он даже двух слов на родном языке сказать не мог. Где ж было учиться в советское время? Но что-то такое пробивало, когда в годовщину смерти служитель читал над могилой заупокойную молитву - "кадиш". Незнакомые слова не раскрывали своего таинственного смысла. И вместе с тем было чувство, что ты все это знаешь, понимая "нутром".

Память веков. Память поколений.

Береславский не раз спрашивал сам себя: кто же он на самом деле? Еврей? Безусловно. Этого ему никогда не давали забыть, даже если б захотел. Но почему тогда после двух недель пребывания в любимом (действительно любимом!) Израиле, так нестерпимо тянет в Москву?

Русский менталитет? Безусловно! Как и все вокруг, Ефим выбирает сердцем. Даже тогда, когда надо бы мозгами. Он вскормлен на русской культуре. Он не владеет никакими языками, кроме русского. А его живущего в Израиле ребенка, сына еврея и еврейки, когда хотят обидеть, дразнят "русской свиньей". Тогда почему его так волнуют звуки еврейской музыки? И так притягательна странная, гортанная, абсолютно непонятная речь?

Короче, для себя Ефим национальность определил следующим образом: русский еврей. Или еврейский русский. И еще одно установил точно: никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в какой компании не отказываться ни от того, ни от другого.

18 лет назад

Восемнадцать лет назад это ему дорого обошлось. Конечно, Ефим сталкивался с антисемитизмом и раньше. Кстати, в школе и на улице - редко. Одно из воспоминаний - очередь на автобус. Мама с маленьким Ефимом и его совсем крошечной сестрой. Влезли, посадили сестренку, сами стоят. Полной, нестарой еще женщине сидячих мест не хватило. Она ощерилась и злобно бросила: "Сколько ж в России жидов? Все места заняли!"