Не стреляйте в рекламиста

Я ожидал вопросов, уже обдумывал ответы. Но майор улыбнулся зеку, посадил его за стол и… выложил хорошей еды. Опять пакость?

Приду, они спросят, кто тебя сервелатом пахучим кормил?

Майор понял проблему.

— Не волнуйтесь, Александр Петрович. Ешьте спокойно. В этом пакете, — он потряс увесистым свертком, — ваша передача. Там все это есть. Просто хочу, чтоб пожевали в человеческих условиях. Силы вам еще понадобятся.

С ума сойти можно! Даже в американских тюрьмах офицеры так не переживают за своих подопечных.

— Да, и еще, — педалируя, произнес он. — По имеющимся данным, вы любите ананасы. Так что в посылке — банка с ананасами.

Ну, этот ребус я быстро разгадал. К Ефиму на день рожденья всегда приходит генерал милиции, Юрий. Мужичок моей комплекции, страшно смешливый. Он очень радостно хохотал, когда Береславский, как всегда наполовину привирая, рассказывал о моей любви к ананасам: как я, съев на собственной свадьбе испорченный ананас (не выкидывать же в эпоху тотального дефицита), первую брачную ночь провел наполовину в ванной, где новобрачная через трубку промывала мне желудок, наполовину в сортире.

Значит, Ефим привлек Юрия, а тот не отказал в помощи и даже, хоть и косвенно, сообщил об этом. А моральная поддержка в моем положении дороже самого лучшего ананаса.

На прощание я рассказал майору о «маляве» Психа и попросил передать об этом «всем заинтересованным лицам». Он озаботился, предложил меня еще раз перевести, но я побоялся, что в новой камере не окажется своего Антона, и отказался.

Через десять минут после возвращения в камеру меня опять вызвали на допрос. Приветливого майора и в помине не было, а по ряду признаков я понял, что передо мной не милиционер и не следователь прокураторы. Более всего он интересовался не стрельбой, а моим исчезнувшим соседом. Хотя он был суров и неприветлив, я остался очень доволен беседой. Товарищ в штатском явно не принадлежал к клану любителей доставать документы, отстреливая детей. Пусть он хоть сто раз меня не любит, но объективно — он мой союзник. Или, по крайней мере, не враг.

Похоже, мы еще поборемся. А главное, я не чувствую себя узником замка Иф. Конечно, ему не приходилось оправдываться перед зеками за невольные ошибки юности, но он был один. И всеми предан.

Я же — не один. И никто меня не предавал. Вот такая большая разница!

Начальник оперчасти СИЗО матерился всеми известными матерными словами. Как это все понимать? Сначала перевели бывшего «почти мента» в воровскую камеру. Потом приказали во что бы то ни стало уберечь его от всех неприятностей.

Что за дебильное время?

Подполковник вздохнул и сгреб бумаги. Решение принято: зек будет в безопасности. Как минимум по двум причинам. Первая: если его убьют, то приказ о «сбережении» выполнить будет невозможно. В то время как официального приказа о ликвидации не было и быть не могло. И вторая: подполковник был нормальным человеком. А нормальному человеку приятнее сберечь, чем ликвидировать.

ГЛАВА 12

Утром Ефим поехал на работу. Из-за ночных «бегов» он не выспался и в обычный день наверняка пришел бы на пару часов позже.

Но день был необычный.

Поставив «Ауди» на законное место, Ефим пошел к административному корпусу, где они уже много лет снимали офис. Он поймал себя на том, что пару раз оглянулся по сторонам. Скрытая пружина, раскрутившая эту историю, беспокоила его всерьез. Он не верил в «наезд» на фирму — не те деньги. Никакими тайнами они с Сашкой тоже не владели. Непонятно! А разбираться надо срочно, иначе Сашка сгниет в тюрьме. Или чего похуже произойдет. В смысле — побыстрее.

Референт, Марина Ивановна, встретила его немым вопросом. Ефим всегда поражался ее умению определить присутствие проблемы.

— Зайди ко мне, — сказал он.

— Срочно?

— Не горит, но и не тяни.

— Хорошо.

Через десять минут она сидела напротив. Ровно столько времени, по ее мнению, понадобилось, чтобы хмурый вид шефа и ее срочный вызов не вызвал тревожных умозаключений персонала.

«Умница», — оценил маневр Ефим. Она и была умницей. И отличницей. Хотя в свое время попортила ему немало крови.

Береславский никогда не считал своей обязанностью посещать лекции, а Марина, бессменный староста их группы и курса одновременно, считала именно так. Как же нудно она пилила прогульщика! Как же тоскливо было ее слушать!

Ефим бы и не слушал, но именно Маринка давала ему перед экзаменами свои подробнейшие конспекты, написанные к тому же самым разборчивым на курсе почерком! Все политэкономии, марксистско-ленинские философии, а главное — страшные в своей толщине «первоисточники» он постиг посредством Маринкиных, в зеленой клеенчатой обложке, «общих» тетрадок по 44 коп. Десять таких он однажды подарил ей на день рожденья, вызвав полное понимание у собравшихся.