Не судьба

Стал известен принцип такой стремительной работы. Прокурорские, вполне логично предполагая, что от Ковальчука сейчас пользы много, но просто так сотрудничать он не станет, ограничили его во всем и на допросы не выводили, «забыв» в камере. Впрочем, найденного у него в кабинете, в архивах «Асбеста», вообще на самом предприятии хватило бы на пару расстрелов, как я уже и поминал. Так что он уже сам попросился — и едва прибыл в распоряжение «важняка» (так простой народ называл следователей по особо важным делам), запел соловьем. В прокуратуре смекнули, что лучшим вариантом для всех задержанных станет попытка уйти как можно дальше от ответственности, и такую возможность всем предлагали. Здесь не Узмекистан, кодекс молчания и власть баев распространена куда слабее, поэтому меж арестованными часто устраивали соревнования — кто больше донесет на ближних своих, тот получит самый минимум, а то и вовсе окажется отпущен — если и дальше станет сотрудничать со следствием.

Таковых оказалось большинство. Именно поэтому на втором-третьем допросе раскалывались самые неприступные чинуши, а на пятом-шестом охотно делились доносами на коллег, и особенно, начальство, ведь оно-то на Руси царь и бог, от него все — и добро и зло; просто грех не стукнуть да еще и как следует. Повинуясь этой простой логике, комитетчики и начали с мелкой шушеры и довольно быстро добрались до более, чем крупной. Как раз к началу выборов нового парламента — съезда народных депутатов СССР — прокуратура проверяла двух замминистров пресловутого МПС, а так же второго секретаря обкома уже у нас. И, судя по тому, что допрос закончился задержанием — небезуспешно.

Мне не раз приходило в голову, что наша анонимка, размешенная в газетах и такая оперативная на нее реакция генпрокуратуры и особенно, КГБ, не случайны. У меня были все основания думать, что «Асбест» давно находится на крючке комитета или на пере прокуратуры. И последним требовался лишь формальный повод, всего-то одна публикация или передача, чтоб стремглав начать действовать. Уже зная, кого, когда и как арестовывать, допрашивать, откуда и сколько изымать. Да, ведь следователи изымали не только документы — из особняков первых лиц области, министерств и ведомств извлекались миллионы рублей и валюты, как и прежде, во времена Андропова в Узбекистане. Но только теперь миллионы хранились не просто на огородах или в подвалах, нет, тайники оказывались в надежных местах, у подчиненных, у родственников. А еще — в отличие от ферганских баев — тутошние князьки пользовались современными средствами хранения. Депозитными ячейками, металлическими счетами зарубежных банков, кредитными картами, дорожными чеками. Они часто выезжали за рубеж, неудивительно, что часть средств решили от греха подальше или на случай вот подобного провала, перевести туда — с тем, чтоб побыстрее выскочить, объявив себя, как это водится у многих диссидентов, «потерпевшим от советской тирании».

Разумеется, подобные события не прошли мимо раскалившегося от волнения города. Чуть не ежедневно то возле прокуратуры, то около обкома возникали стихийные митинги — и если на первом выкрикивали здравицы и требовали дальнейшей борьбы и посадок, то на втором злопыхали и желали, чтобы всех. Милиция сперва не вмешивалась, но потом, уже перед самыми выборами, начала активно разгонять все собрания, где бы они ни проходили. Что, впрочем, не мешало протестующим и активистам, собираться вновь — задерживать и арестовывать за участие в подобных мероприятиях у и так сбившихся с ног патрульных, которых таскали по всему городу для новых и новых задержаний как митингующих, так и городского начальства уже не имелось ни сил, ни желания. Тем более, народ умудрился так парализовать работу партийных «слуг народа», что недели три здание обкома стояло пустым, его приходили разве что убирать и отвечать на бесчисленные звонки с угрозами; ну и доставляли почту, естественно.

С выборами же в нашей коммуналке вышла несуразица. Депутатов мы выбирали всяк по-своему: Оля на предприятии, я школе, куда обычно все ходили, избирать единственного представленного члена «блока беспартийных и коммунистов», то бишь, на обычном территориальном участке, Михалыча отправили в горсовет, там проходили выборы от ветеранов войны и труда, к которым самого дворника и причислили — как дитя оккупации, слава богу, хоть это уродское название не влезло в приглашение. Вообще, выборы получились странными, вроде бы по квотам, но вот такая совсем не соревновательная система дала неожиданные для многих, ее готовивших, плоды. Хотя Оля, видя до боли знакомые лица руководителей «Асбеста», которые хотя и уже отправились в СИЗО, все еще имели право быть избранными, просто испортила бюллетень. Ровно так же поступил и я, убедившись что на участке мне предложили двух близнецов-партийцев, даже со схожими фамилиями: Гореев и Горчаков. А Михалыч проголосовал за какого-то Иваненко, ему неизвестного, но зато с богатым послужным списком, в котором значились и победы в войне и работа на благо страны, человека проверенного временем.