Не судьба

Но апрельский пленум ЦК действительно заставил всех насторожиться. Горбачев попытался отыграть на нем обратно, прекратить волну паники и среди аппаратчиков, недовольных ходом расследования и провалом на выборах, и среди населения, взбешенного чудовищными итогами проверок и на местах и наверху. Руководящий и направляющий орган покинули около сотни ключевых фигур — как сообщалось, по состоянию здоровья, — но это только подогрело страсти и позволило комитетчикам поговорить с некоторыми бывшими бонзами с глазу на глаз. Результат остался неизвестен, впрочем, никого из отставленных не тронули, разве что кого-то из их родичей арестовали и все лето мурыжили следователи. Все лето и не утихали страсти — набравшая запредельный ход машина расследования, несмотря на громкие уверения генпрокурора Сухарева, лишь год назад назначенного на этот пост, а потому являющегося поневоле новой метлой, на его речения, что следствие не намерено никому угрожать, что это не хлопковое дело, где следователи допускали вольности в работе, что все случаи хищения и взяточничества расследуются строго в рамках закона, мало кого успокаивали. Ведь он в самом начале расследования с упоением пообещал искоренить коррупцию в стране, как бы глубоко она не пустила свои ядовитые корни, и вот к этим первым его словам все и прислушивались. Потихоньку дело стало затрагивать и республиканские власти, переходило от одной столицы к другой. Осенью Горбачев на очередном внеочередном пленуме ЦК снова сдал засветившихся в отчетах и газетах партийцев, вот только тогда общими усилиями, стараниями и уверениями, распоясавшихся «важняков» начали потихоньку приземлять и убирать из следственной группы. А жизнь потихоньку возвращаться в привычную колею, туда, где она должна вроде бы находиться. Но судя по событиям, проистекавшим параллельно расследованию, можно сказать, прокуратуре еще повезло, они не опоздали с арестами и посадками.

Варшавский блок дал трещину. Все началось в Польше, как всегда, наверное. В мае в ПНР произошли выборы, поставившие жирную точку в правлении компартии, все места в Сенате (кроме одного) и треть в Сейме заняли демократы во главе с Лехом Валенсой. Коммунистам, несмотря на перевес, не удалось сформировать правительство, в результате чего к осени этим процессом занялась «Солидарность», тотчас же установившая самые тесные контакты с капстранами. А немногим позднее тоже случилось в Венгрии, где главенствующая рабочая партия, в ходе мирных переговоров с демократами, потихоньку уступала им места в парламенте, что привело к принятию таких вольностей для граждан, о которых другие соцстраны и слыхом не слыхивали. И самым главным символом этого перехода на новые рельсы стало открытие границы с соседней Австрией. Через которую моментально хлынул поток беженцев не только из самой ВНР, но и из всех соседних, особенно ГДР, Румынии и Чехословакии. Надо думать, что и советские подпольные миллионщики, из тех, кого не успели посадить в ходе рейдов по местам их обитания, спешно стали грузиться в самолеты, поезда, теплоходы, чтоб успеть и сбежать от неизбежной расплаты на родине и насладиться своими капиталами за границей, столь грамотно и заблаговременно выведенных — будто понимая, что все к этому идет.

А меня не пустили даже в Болгарию, отказав под каким-то невнятным предлогом в выездной визе. Отпуск мы с Олей решили провести с шиком медовый месяц, как-никак. Долго не могли определиться с местом. И больше всего из-за начавшихся по всей стране столкновений, митингов, которые, не церемонясь, разгоняли специально завозимые внутренние войска и спецназ, пытаясь обуздать очередное провозглашение независимости. Все началось, понятно, в Прибалтике, Михалыч правильно заметил, что она все одно, сколько войск туда не вводи, отрезанный ломоть и рано или поздно придется отпустить. Но вот остальных… Похоже, так же думало и руководство страны, подавляя выступления в Тбилиси, Ереване, Баку, да по всему Кавказу и не только. В то лето неожиданно на поверхность вылезли казалось давно позабытые страсти, ненависть охватывала то те, то другие республики некогда нерушимого Союза, выливаясь в резню и погромы. Фергана, Новый Узень, Сухуми, — будто ненадолго затихшего Карабаха оказалось мало или, скорее, он, проникая в другие республики, трансформируясь, выбивался на свет новыми столкновениями, мордобоем, перестрелками.