Не судьба

— Зая, может, ты не будешь слушать этот спор. А, зая? — я уж хотел сам влезть, после заявлений о кооператорах. Хорошо солнышко меня опередила.

— Прости. Они чего-то на нас поперли.

— Ну и ладно, как будто других дел нет, только узнавать, кто на нас прет. Их дело. А у нас с тобой и другие есть.

— Ты права, конечно, прости еще раз.

Но вот странно, общих дел у нас вдруг не оказалось. Некоторое время мы молчали, поглядывая друг на друга, потом я неожиданно для нас обоих вспомнил, что так и позабыл позвонить некой Ирине по просьбе покойного шефа, чтоб отменить их встречу. Это случилось за день до трагедии. И почему из головы вон тогда? Вроде ничего не предвещало. Больше того, если это та самая Ирина Мельник из типографии, то речь шла о договоре на новые визитки, бланки и прочее. Обычно, шеф все переговоры устраивал в привокзальном ресторане «Заря», встроенном в одноименную гостиницу. Ад для командировочных, но кто еще мог снимать номера у путей? В ресторане же можно было тихо-спокойно посидеть, особенно во время «окна» в расписании — времени с полудня до половины второго, когда электрички отправлялись на обед. Шеф часто пользовался и «окном» и мной, я договаривался о встречах, переносил их, отменял или напротив, бронировал столики для особо важных гостей и событий. В этот раз… странно, что он до последнего готовился к переходу в полноценный кооператив, видимо, даже не подозревая, что меч уже занесен над его шеей. Оговаривал новый логотип фирмы, новые визитки, все новое, с нетерпением ждал встречи. Потом неожиданно отменил, будто почувствовав неладное.

— Ты о чем задумался, нам выходить.

Выбравшись из вагона, я рассказал, в чем причина загвоздки. Олины губы сжались в тонкую полоску.

— Нашел, что вспомнить. Про чужую любовницу. Ну ладно, соратницу. К чему это теперь? — и чуть помягче продолжила: — Все ушло, забудь, теперь неважно, предупредил или нет. Артура этим не вернешь. Да и Ирине той небось, десяток лишних вопросов про типографию подкинули и вся недолга. Теперь уже и она забыла. А ты вспомнил.

— Мне как-то вдруг не по себе стало.

— Зая, надо же и на других посмотреть, зачем, иначе мы здесь.

Она права, надо. Я кивнул, обнял солнышко, поставив чемодан на асфальт, прижал к себе, поцеловал.

— Ну не на людях же. Пойдем уже, на троллейбус опоздаем.

Троллейбус для нашего городка — явление обычное, не как в других местах. А вот линия маршрута «А», соединяющая станцию с поселком Шахты — больше дань «Асбеста» экологии, о которой заговорили всего-то лет пятнадцать как. А может еще и потому, что в те времена к нам заезжал, кажется, в первый и последний раз — сам генеральный секретарь. Ему решили показать все то, что наше угольное предприятие не просто может, но и должно делать для улучшения жизни народа. Поэтому на деньги «Асбеста» бабахнули эту трехкилометровую линию — почти до самого дома Ольгиных родителей. Троллейбусы по ней ходили с каждым годом все реже, но некая гордость за особенность поселка, конечно, оставалась. Вот сама Ольга — она тоже, улыбаясь, широким жестом пригласила меня внутрь ржавеющего изделия Ликинского завода с незакрывающейся задней дверью и неоткрывающейся передней. Мы умудрились усесться, хотя народу поджидало прилично. Троллейбус медленно двинулся прочь. Всего машин ходило две, бесплатные челноки, неторопливо двигавшиеся по маршруту заляпанные угольной пылью, разносившейся с терриконов. Здесь все было в ней — еще бы, шахты совсем рядом. Туда тоже ходил челнок — маленький автобус, возивший рудокопов к местам работы и обратно. Ведь почти все жили в поселке. И их легко можно было выделить среди случайных попутчиков — хотя бы по цвету кожи, насквозь прочерненой антрацитом. Или по надсадному кашлю, переходящему в хрип, доносившийся из недр легких — от пыли не спасали ни маски, ни вентиляция.

Троллейбус остановился, часть пассажиров вышла, а затем свернул к поселку — там, среди палисадов и скверов, дышалось куда легче.

Дом Олиных родителей стоял в метрах в десяти от конечной, основательная изба, источенная ветрами, но им не поддающаяся. Я ожидал увидеть строение, куда больших размеров, но дом выглядел игрушкой — небольшой, комнаты в две от силы, если там есть такое деление. Сколоченный на века, это да, темно-серый с блестящей, невзирая на пыль, двускатной крышей и резными наличниками на белоснежных окнах, он разительно отличался от соседей, дощатых, с шиферной крышей, невзрачных и каких-то скособоченных изб за глухими заборами, на которых оседала, проедая, черная пыль, доставучая, вездесущая.

Глава 14