— Вам же лучше, как распишетесь, хапнете мою комнатку — и выезжать не надо. Родичей у меня кот наплакал, даже не вспомнят, что был такой парень, — он как-то неожиданно прослезился. — Честно, противно не иметь родни. У тебя самого хоть отец есть, пусть ты и с ним и не ладишь. А у меня все вымерли, как мамонты какие. И тоже стараниями человеков.
Он махнул рукой в завершении речи и ушел к себе. Но наверное, немного одумался, ибо бутылок ежемесячно сдавал поменьше. Может, за его образ жизни взялись в ЖЭКе? Хотелось бы верить.
Все же странное у меня отношение установилось к Михалычу. Вроде свой, близкий человек, а как будто соседский ребенок, за которым надо иногда следить, пока не пришли родители. И который, если пропадает, то возвращается к ним. Скверно все это, надо меняться. Тем более, дворник прав, кроме отца ближайших родственников у меня не имелось. А кроме Оли иных близких тоже.
Я вернулся к разбору второй коробки, полученной от Елены. Да, ничего особенного не нашел, как она и обещала. Разве что документы самого Артура: его воинский билет, книжица профсоюзных взносов, общества ДОСААФ, спасения на водах, охраны исторического и культурного наследия и билет в центральный городской архив. Интересно, он-то зачем шефу понадобился? Записался туда Артур еще в семьдесят девятом, каждый год продлевал, вплоть до прошлого. Что-то искал, наверное, надо спросить у сестры, но… сейчас не хотелось. Елена постоянно недоговаривала, думаю, не договорит и в этот раз.
Там же нашлись и документы несостоявшегося нашего кооператива, в виде бланков, скрепленные большой скрепкой. Письма, поздравительные открытки от родных, проживающих в других городах, странно, что Елена все это отдала мне, нет, не странно, все они предназначались исключительно ее брату.
И еще странный дневник любовных похождений, больше похожий на бухгалтерскую книгу. В ней шеф расписывал не трогательные моменты, а исключительно траты. На Малю, Милу, Стасю, Тасю, Нюшу… имен выходило превеликое множество, некоторые пересекались друг с дружкой по времени, но точных дат Артур не ставил. О времени года еще можно было догадаться, но не о самом годе уж точно — разве по косвенным признакам — когда что пропадало из продаж. Да и как их по паспорту звали, поди разбери. Хотя дело не в конспирации, жена все стерпит, обо всем смолчит. Но все же вот эта последняя хотя бы Тася это Татьяна, Наталья или, может, вовсе Антонина. А может и вовсе не русское имя: Тарья или Танита, выбрать он мог любую. К примеру сестру Евстафью? А что, такой может и монашку охмурить. Правда, тогда в подарках значились бы не кольца-броши, а платки и четки. Но вот в самой коробке нашлось кое-что по теме: серебряная цепочка с крестиком в кружке́ — странно, неужели, думала, он примет и будет носить? Коммунист по билету и атеист по натуре. Неудивительно, что оказалась в коробке с другими подношениями — перстнем-печаткой, медальоном, запонками…
Их там оказалось немного, верно, Артур потихоньку избавлялся от всякой памяти о прошедших пассиях.
Я еще подумал, а как шеф калькулировал доходы от своих вложений в барышень? Оказалось, да так же просто — чуть глубже, примерно на половине дневника нашлись записи с полученными подношениями его бесчисленных любовей. Вот и колечко, крестик в нолике, перстень с печаткой — он шел последним, значившись, как подарок от Таси. От нее и Рины много чего Артур успел получить, либо долго встречались, либо часто дарили. Любили сильно, наверное, не зная, что он-то как раз остается холоден как рыба.
Неудивительно, что в статье расходов я нашел записи о платах врачам за неслучившегося ребенка, затраты на лечение частными терапевтами или специалистами — стоматологами, с которыми у него имелись связи, дерматологами, отоларингологами, маммологами…. Я поскорее захлопнул дневник, права Елена, меня коробка покоробила куда сильнее первой. Будто сестра ее нарочно собрала именно такой.
В самом низу находились фотографии с мест отдыха, полученные в пансионатах телеграммы от сестры, на фото часто изображались шеф и его пассия, я как-то не обращал внимания, но в дневнике должны указываться расходы на путешествия вдвоем, подарки и сувениры издалека. Странно, что хранил фотографии, может, что-то очень личное было в них, может, напротив, там он снимался с теми, кто не был ему любовью на полгода. Лица незнакомые, с теми подружками, которых я видел, никакого сходства.
А вот и замызганная бумажка с адресом и телефоном Ивантеева. Я закрыл коробку, нет, сейчас к нему обращаться не буду, когда-нибудь потом.
За упаковкой вещей шефа меня и застала Оля. Вошла неслышно, она умеет открывать и запирать дверь ключом так, что, только прислушиваясь, можно понять, что ты в доме не только с Михалычем. Не знаю, почему она так делает — сила привычки или желание появиться внезапно, удивить, застать врасплох. Еще раз проверить, чем или кем я занят.
— Убираешь игрушки? — я вздрогнул, оборачиваясь.
— Не напугала. Почему опять неслышно?
— Всегда хочется узнать, что у тебя за мысли, пока меня нет.