Не судьба

— Могу… — он переменил положение головы, полузакрыв лихорадочно горевшие глаза и тяжело дыша. — Зачем… уходите?.. Конец скоро, конец…

Он закрыл глаза.

— Не говорите этого, не говорите! Вы выздоровеете, вы будете жить, милый, хороший! — заговорила Сонечка быстро, взяв его руку в обе свои руки.

Он открыл глаза и вперил в неё пристальный взгляд.

— Жаль? Вам жаль?.. — сказал он. — А тогда? Отчего?

«Бредит!» — подумала она и тихонько высвободила опять свою руку; но он слабо удержал её и сказал вдруг громче:

— Моя жена… тогда легче… жена — потом умереть…

— Что он, Зина? Зина, я не поняла… Бредит? — обратилась Сонечка к Зине, стоявшей около.

— Не понимаю и я. Миша милый, ты чего хочешь?

— Жена моя, она… перед смертью… Всё равно — конец… Мне легче… Пускай она…

— Что она? Чтобы была твоя жена? Чтобы она вышла за тебя замуж? Да?

— Да, да… Да!

В голосе его послышалось больше силы, но всё тоже тоскливое, страдальческое выражение не сходило с его лица.

— Софи, вы слышите?

— Слышу. О, Зина, посмотрите, какое у него лицо…

— Вы согласны? Вы согласитесь это сделать?

— Что? Ах, всё что хотите… Боже мой, Зина, разве вы не видите?..

— Allez vous en [70], - торопливо прошептал доктор, — je crains que ce ne soit l'agonie [71].

Зина расслышала только это последнее слово: она хотела что-то сказать, рванулась вперёд и упала без чувств. Её вынесли из комнаты, и Сонечка поспешила к ней. Высокая дама в кружевной мантилье опустилась на колени у постели умирающего и углубилась в торжественную молитву. Лена тихо рыдала в углу. Зинаида Сергеевна сидела в кресле, откинув голову назад, и с неестественно сморщенными бровями нюхала спирт.

XII

Сонечка не помнила, как Зина пришла в себя, не помнила, когда сама заснула и проснулась часов в 8 утра в своей комнате, совершенно одетая, на диване. Вид незнакомой обстановки сразу напомнил ей, где она и по какому поводу.

«Жив ли он?» — пронеслось в её голове. Она встала, поспешно привела в порядок свой туалет и позвонила. В ответ на звонок явилась горничная и доложила, что уже несколько раз спрашивали, не встала ли mademoiselle. Le jeune monsieur [72] ещё жив, а madame sa m`ere [73] приказала доложить, как только Сонечка встанет. Угодно ли Сонечке принять эту даму? Сонечка сказала, что сама пойдёт к ней, и попросила горничную указать ей дорогу.

Зинаида Сергеевна встретила её с нежностью и, значительно намекнув, что ей нужно с Сонечкой поговорить, попросила её сесть.

— Мой бедный Мишель немного спокойнее, — сказала она с чувством, — la tranquillit'e de la mort, vous savez… [74] Доктор говорит, qu'il ne passera pas la journ'ee [75]. Он слабеет с каждой минутой. Mais, ma ch`ere mademoiselle Sophie [76],- и Зинаида Сергеевна придвинулась ближе, — il tient `a son id'ee [77], и я должна вас попросить уважить её. Vous savez, la volont'e d'un mourant… [78]

— Я не понимаю, что вам угодно? — сухо сказала Сонечка тихим и серьёзным голосом.

— Он говорил вчера, чтобы вы позволили ему назвать вас своею женой, перед смертью. Мы умоляем вас согласиться на это!..

— Я совершенно готова исполнить его волю, я готова всё сделать, лишь бы успокоить вашего сына в его последние минуты. Я, к несчастью, так виновата перед ним, что не знаю, чего бы не сделала, чтобы искупить мою вину.

Так она думала и чувствовала в эту минуту, хотя ей казалось, что всё то, чем собирались облегчить умирающему его последние минуты, было слишком мелко и мизерно, сравнительно со смертью, его ожидавшей.

Доктор, которому сообщили об этом желании больного и о согласии Сонечки, только пожал плечами.

— Faites! [79] — сказал он безучастно. — Je veux bien que vous en ayez le temps [80]; он до вечера не проживёт.

При взгляде на Мишеля, Сонечка почувствовала, что доктор прав. Смерть была уже в его глазах; но он всё повторял свои вчерашние слова и всё спрашивал, скоро ли?

Да, нечего было скрываться: смерть была близко, и никто больше не сомневался в этом. И умирающий, и все окружавшие его ждали её с минуты на минуту.

Мучительно шло время. Дыхание Мишеля становилось всё тяжелее, он часто впадал в забытьё и бредил. Сонечку не раз высылали из его комнаты, но и в соседней комнате она ясно слышала его звучное, прерывистое дыхание, и всюду ей мерещилось его лицо. Она ничего не замечала, что делалось кругом. Много что-то ходили, возились, много шептались, вздыхали, кто-то плакал, все суетились; но на неё нашло какое-то странное состояние: она сидела и ходила будто в тяжёлом сне, и сквозь этот сон чудилась ей смерть, и слышалось трудное дыхание умирающего.

— Le pr^etre [81], приготовьтесь, моя милая! — сказала ей Зинаида Сергеевна.

«Разве уже его хоронят?» — подумалось ей, но она не двинулась с места.

Комната наполнялась людьми: вон её отец, вот американец Уайз, вот и сёстры Мишеля, и дама в чёрном кружеве, и другая дама с чётками, и ещё какие-то люди. Кто-то сунул ей в руку несколько живых померанцевых цветов.

— Allons [82]! — шепнула Зинаида Сергеевна, и все пошли в комнату Мишеля.

Вошла и она и встала у его постели.