Не суди по оперению

– Она зачастую наследственная. И по большей части затрагивает людей, имеющих скандинавские или североевропейские корни. Пожилые люди подвержены ей в первую очередь. Ваш желудок и тонкий кишечник не могут усвоить витамин В12, который вы поглощаете вместе с пищей.

Врач придвинулся поближе к кровати Максин.

– Я назначу вам интенсивный курс из пяти-семи инъекций. Мы понаблюдаем за вами, чтобы посмотреть, как пойдет лечение, но, вообще-то, вы должны себя почувствовать лучше уже через двое-трое суток. А впоследствии вам надо будет непременно делать инъекции витамина В12 не реже чем раз в месяц.

В пахнущей антисептиком палате опять наступила тишина. Все замерли. Алекс с Леони пристально смотрели на Максин и ждали ее реакции.

– Ну что ж. Обратно в дом престарелых. Попадаю на клетку «Тюрьма», теряю ход и лишаюсь двадцати тысяч франков[62].

– Боюсь, что все не так просто.

Вид у врача был смущенный, что не понравилось Алексу. Это не предвещало ничего хорошего. Молодой человек стиснул зубы.

– По крайней мере для вашего «внука», – продолжил врач, указав пальцем на Алекса. – Полицейские здесь и желают с вами поговорить. Я попросил их подождать, но они очень настойчивы.

– Так вы знаете?

От страха Алекс задал вопрос едва слышно. Картинка тюремной камеры крутилась у него в голове и мешала думать о чем-то другом. За последние два дня суровых испытаний эмоциональные качели измотали его. Сердце его в конце концов не выдержит. Депрессивная апатия приучила его к спасительной капсуле, а теперь он был легко раним.

После встречи с Максин его броня дала трещину. Он обнажил свое сердце, и в этом был риск. Как для слишком белой кожи под первыми лучами солнца.

Он почувствовал, как ужасный, но привычный камень ложится ему на грудь. Неподъемная тяжесть вновь сковала тело и не давала дышать. Он постарался не впадать в панику. Сейчас, сейчас он успокоится, и все будет в порядке.

Но это не проходило. Более того, ему становилось хуже. В глазах заплясали белые точки. Его охватил жуткий страх, а череп сдавило со страшной силой. Белые пятна увеличивались. Он услышал чьи-то голоса, но они были где-то далеко. Ноги у него подкосились, и наступила полная темнота.

62

Когда Алекс проснулся, была уже ночь. На его лицо падал лунный свет. Телевизор беззвучно показывал картинку, где люди в галстуках долго пожимали друг другу руки с показными улыбками. Наверное, его забыли выключить.

Алекс не знал, где он. Ему казалось, что его сбил автобус. Несмотря на сухой воздух он замерз.

Он вспомнил свою кровать, свою комнату, дом родителей. Забавно, но он всегда говорил «дома у родителей», а не «у меня дома», как будто он никогда не был в своем доме. Как будто он гость, сосед по квартире, дальний родственник, которого держат у себя по долгу родства, а не по желанию.

Пахло больницей. Алекс вдруг все вспомнил, и его одолел стыд. Он же потерял сознание. Больна была Максин, а в обморок хлопнулся он. Его мама сказала бы, что он выпендрился.

Кто-то захрапел в противоположном углу комнаты. Может, Максин? Этого никак не узнать.

Что она сейчас думает? Наверняка, что он бросил ее. Он уже ни в чем не был уверен. У Максин нет Альцгеймера, и эвтаназия ей теперь не нужна. Он должен бы испытывать облегчение, но отчего ему так грустно? Потому что их путешествие закончилось? Потому что он больше не нужен Максин? Глупо было бы думать, что эта их эскапада будет длиться вечно. Она вернется в дом престарелых смотреть вместе с Марти «Вопросы для чемпиона» под унизительным присмотром директрисы Дюрефе. Леони заживет как раньше. Мать с дочерью будут видеться время от времени, или регулярно, или часто. А он?

А он отправится в тюрьму. Полицейские, наверное, ждут его под дверью палаты с тайзером[63] в руках, чтобы наконец упрятать за решетку похитителя старых дам. Максин, конечно, станет его защищать, но стариков никто не слушает, теперь-то он это знает. Никто не поверит, что именно она втянула его в эту авантюру, именно она справилась с грабителем на заправке. Они подумают, что она страдает стокгольмским синдромом и испытывает симпатию к преступнику.

Дверь палаты открылась, и яркая полоса искусственного света ослепила Алекса. Он мог различить лишь темный силуэт, который старался ступать неслышно.

Тень неумолимо двигалась к нему, вызывая в памяти его детские кошмары, когда он забивался в угол кровати, закрываясь с головой одеялом и горько жалея, что у него нет старшего брата, чтобы его защитить. Он вздумал бежать, но не смог пошевелиться. Посмотрел на руку и увидел, что в ней катетер.

– Как вы себя чувствуете?

Он узнал голос врача прежде, чем разглядел его лицо. Выглядел он все так же устало. Видимо, это был его обычный вид. С определенного момента переутомление стало его привычным состоянием.

– Что теперь будет?