Не суди по оперению

– Потрясающая идея! Вы, должно быть, составляли необыкновенную пару! – тихо сказал Алекс не только Максин, но и себе самому.

– Мы проехали всю Америку на мотоциклах, ходили в поход по Перу, провели чудесный месяц на греческих островах, катались на санях по заснеженной Лапонии…

Алекс не перебивал Максин, продолжавшую перечислять все великолепные путешествия, в которых она побывала. Он вдруг понял, что сам-то еще ничего такого не совершил, и, что еще хуже, даже никогда не задумывался ни о чем подобном. И толком не знал, нужно ли списать этот пробел на депрессию или он уже родился с дефицитом воображения? С неспособностью мечтать. С некоторых пор, задолго до начала депрессии он испытывал удовольствие от эмоциональной анестезии.

Но то, что поначалу казалось преимуществом, превратилось в преграду, лишившую его желания мечтать. И теперь он даже не знал, стремится ли он по-настоящему к чему-то? О чем он мечтал, когда был маленьким? Было ли у него какое-то увлечение, о котором он не помнил?

Когда-то его глаза, наверное, тоже светились, как светятся они сейчас у Максин. Список приключений его спутницы заставил Алекса очнуться. Он начал входить в контакт с самим собой, с тем Алексом, который жил в глубине его, а не с депрессивным изможденным типом, которого ранним утром увидела Максин.

Старая дама, раскрасневшаяся от рассказа о своих путешествиях, продолжала перебирать воспоминания, как жемчужные бусины в ожерелье ее жизни.

– Каждая поездка позволяла нам побольше узнать о том, каков род человеческий. Я встречала потрясающих людей! Мы работали волонтерами в хосписе матери Терезы, участвовали в демонстрациях за свободу Нельсона Манделы в Южной Африке, я даже встречалась с английской королевой…

– С королевой?

– Как вчера это помню. Мы были приглашены на прием, организованный посольством Франции в Лондоне. Шарля пригласили в Англию на полгода читать лекции, а я получила место учительницы в одной из тамошних французских школ. Обстановка на приеме была изысканная и спокойная. Присутствовали выдающиеся профессора. Я очень стеснялась. Боялась сказать какую-нибудь глупость, поставить мужа в неловкое положение.

– Вы боялись? – перебил Алекс, который представить себе не мог, чтобы Максин что-то напугало.

– Не идеализируй меня. Я живой человек. У меня тоже есть слабости, и я тоже не верила в себя. Быть может, даже сильнее, чем ты. Соразмерно моим ошибкам…

Она замолчала и прикрыла глаза, пытаясь не погрузиться в воспоминания о дочке. Сильно прикусила губу. Нельзя, чтобы чувство вины опять всплыло. Она не дорассказала историю Алексу и должна сосредоточится только на ней. Максин тряхнула головой.

– В общем, там соорудили эстраду, и мой муж должен был произнести речь. Я знала ее наизусть, так как он репетировал ее вместе со мной весь день. Он ужасно волновался.

– Он?

– Ну да. У него были свои страхи. Он был уверен, что забудет текст, станет путаться в словах, упадет и разобьет себе лицо, поднимаясь на эстраду.

Алекс улыбнулся, представив, как знаменитый психиатр боится произносить речь. Это его утешало.

Максин, витая мыслями в прошлом, снова окунулась в высшей степени изысканную атмосферу. Глубокие кресла, обтянутые коричневой кожей, шкафы, наполненные книгами, клубы сигарного дыма, роскошные персидские ковры охристых тонов, звон бокалов с шампанским. Она снова видела своего мужа в смокинге и себя в черном бархатном платье. Вспомнила взгляды, которыми они обменивались, когда толпа их разделяла.

– А как прошла его речь? Удачно?

Молодой человек нарушил ее грезы. Она продолжила:

– Его пригласили на сцену для выступления. Едва он начал говорить, как раздался чей-то шепот. Недолго думая, я в ярости обернулась, чтобы заставить наглеца замолчать. Какая-то женщина беспардонно беседовала с послом, вместо того чтобы слушать речь. Я громко сказала ей: «Тсс!». Меня тут же повалили на пол два дюжих молодца.

– За что?

– Оказалось, что болтушка – никто иной, как королева. Вероятно, нельзя было попросить ее замолчать, не пострадав от королевских гвардейцев.

– Что же было дальше?

– Она, смеясь, попросила их отпустить меня. Поинтересовалась, кто я и по какой причине желала, чтобы она замолчала. Я ответила, что мой муж выступал с важной речью и я хотела его послушать. Она одобрительно покачала головой и похвалила мое супружеское благочестие.

Алекс сделал круглые глаза:

– Она могла вас отправить в тюрьму за оскорбление ее величества.

– Возможно, могла. Но знаешь, это случилось пятьдесят лет назад, она была тогда сорокалетней девчушкой.

Алекс прыснул со смеху. Одна лишь Максин могла осмелиться одернуть болтавшую королеву!

– Но для меня королева это вы!

Щеки Максин порозовели. Она положила руку на руку Алекса. Ей не надо было ничего говорить. Ему тоже. Они и так понимали друг друга. Молодого человека уже даже не смущало ее прикосновение. Наоборот. Оно было живительным. В этом мире, где не все ладилось, была Максин.

34