Не суди по оперению

Они все время ехали по главной деревенской дороге. По обеим сторонам стояли прелестные каменные домики, по их фасадам каскадами спускались глицинии. Если бы беглецы не были так зациклены на проблеме с горючим, то наверняка оценили бы очарование старинных построек. Но сейчас они однозначно предпочли бы увидеть спасительную бензоколонку.

Главная дорога наконец сменилась узким проездом, по которому они не без колебаний решили все же поехать, поскольку иных вариантов просто не было.

Мотор начал кашлять, и Алекс молился, чтобы это было лишь недовольством, которое «Твинго» выражала против ухабистой дороги. Но после нескольких рывков она окончательно встала.

Алекс яростно крутил ключ зажигания.

– Ну, давай, пожалуйста! Давай…

Максин тихонько положила руку ему на плечо.

– Все, все. Я думаю, если бы она была в состоянии завестись, то уже сделала бы это. Больше она не может…

– Может, я уверен…

– Надо признать: она с нами рассталась.

– Только не моя «Твинго»! Только не теперь! Только не посреди глухой деревни!

Уже темнело, отчего мысли Алекса еще больше мрачнели. Они чертовски опаздывали. Они рассчитывали ехать всю ночь, но из-за пустого бака это было невозможно. Все их планы накрылись.

Старая дама сидела молча, пережидая «бурю». Надо было дать мальчику выпустить пары гнева и злобы.

– Я знаю, что тебе сейчас надо.

– Вот уж нет! Никаких упражнений на доверие и никаких караоке, спасибо!

Она похлопала его по плечу.

– Тебе надо дать выход эмоциям.

– Я не буду петь!

– Я знаю. Я тебя об этом и не прошу.

Она положила ладонь ему на горло.

– Видишь, у тебя тут все зажато. Это физическая реакция на твое внутреннее неблагополучие. Ты зажат и физически, и ментально. Надо от этого освободиться.

– Я не буду петь.

– У тебя слишком сильный стресс. Слишком сильное напряжение.

– Я не буду петь.

– Тебе надо раскрыть грудную клетку. Дать воздуху свободно циркулировать. Надо, чтобы ты чувствовал, как он входит в легкие и выходит их них. Это ведь жизнь проникает в тебя.

– Вы мне напоминаете проповедников, выступающих по американскому телевидению.

– Надо, чтобы ты покричал.

– Что?

– Да, ты должен покричать, чтобы освободиться от этого напряжения.

– Да вы совсем больны.

Она лукаво улыбнулась:

– Я этого никогда не скрывала.

Видя, что она смогла отвлечь Алекса, Максин сказала:

– Это научно доказано. В одном немецком исследовании, опубликованном в декабрьском номере журнала Health Psychologies[45] за 2012 год объясняется, что выплескивать свои эмоции гораздо благотворнее, чем сдерживать свое раздражение. Когда человек время от времени приходит в гнев, это увеличивает продолжительность его жизни и сокращает опасность физических и умственных нарушений. Те же, кто, как ты, держит в себе отрицательные эмоции, в большей степени подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям, раковым опухолям, нарушениям деятельности почек и гипертонии.

Алекс продолжал упираться:

– Я рад за них. Но предпочитаю держать свои чувства при себе. Я, наверное, какое-то сугубо домашнее существо.

– Есть домашние растения и животные, но домашних людей не бывает. Ты думаешь, что владеешь своими эмоциями, тебе приятно считать себя хозяином чего-то. Но на самом деле ты боишься расслабиться. Это такая эмоциональная трусость. Ты отказываешься рисковать. Ты опасаешься, что эмоции захлестнут тебя с головой, как волна, которая разрушит твой самоконтроль. Желая поглубже спрятать свои эмоции, ты себя только крепче зажимаешь.

Алекс больше не решался смотреть старой даме в глаза. Откуда она так хорошо все про него знала? Это его интриговало и раздражало одновременно.

– Мы с мужем, – продолжила Максин, – где бы мы ни жили, всегда находили возможность пойти погулять куда-то на природу. Пройдя несколько метров и убедившись, что мы совсем одни, мы принимались кричать что есть сил. Нам становилось безумно хорошо. Мы освобождались от всякого напряжения и от негативных последствий стресса.

Поскольку Максин все еще не удавалось убедить Алекса, она перешла к более действенным средствам:

– ААААААААААААААААААААААААА!

Он подскочил так сильно, что стукнулся головой о потолок низенькой «Твинго».

– Вы с ума сошли?!

– Не окончательно, но почти что. Но это не за горами. АААААААААААА!

– Прекратите! Нас услышат!

Максин, с поднятыми в изумлении бровями, широким жестом обвела безлюдную местность вокруг них.

– Ты что, боишься напугать коров? Мы здесь одни. АААААААААААААА! Я себя чувствую уже гораздо лучше.

– Вы – да, но зато я сейчас оглохну. Если мы выберемся когда-нибудь отсюда, мне придется лечиться от глухоты… Прекратите так орать! У меня голова лопнет.

– Если у тебя и лопнет голова, так оттого, что ты не даешь выхода своим эмоциям. Я не перестану, пока ты не попробуешь хоть один раз. А у меня чертовски громкий голос, я могла бы петь в опере…

Максин собиралась снова заорать, когда Алекс ее остановил:

– Хорошо. Пусть будет по-вашему. Но договоримся: я это делаю, только чтобы вы замолчали, а не для того, чтобы дать выход чему-то там, «впустить в меня жизнь» или ради каких-то еще научно доказанных глупостей.

– Идет.