Не суди по оперению

– Дорога, ведущая к счастью, терниста и загадочна, но таит много чудес. Прошлое, настоящее и будущее неразделимы. Время – это нить, по которой мы движемся, как эквилибристы.

Алекс презрительно скривил губы, что не помешало ведунье произнести до конца свою тираду.

– Вы вот-вот обнаружите сокровище. Осторожно! Часто настоящее сокровище совсем не то, которое вы искали.

Она посмотрела прямо в глаза Максин.

– Я вижу белое. Много белого. Вижу, как вы лежите на белой постели.

Старая дама оглянулась на Алекса.

– Она говорит о клинике.

Мадам Плутон продолжала пророчествовать своим низким голосом:

– Какой-то человек, не совсем вам неизвестный, но с которым вы не знакомы…

– Это пустые слова, – не выдержал Алекс.

– Не перебивайте меня!

Ясновидящая не удостоила его взглядом, устремив глаза на пластмассовый столик. Но сказала это резким и не допускающим возражений тоном. Получивший сполна, Алекс осекся. Максин добавила, дав ему подзатыльник. Ну, если они возьмутся за него вдвоем, ему конец. Лучше помалкивать, сжав зубы и дожидаясь, когда это наконец закончится.

Мадам Плутон неожиданно взглянула на потолок. Подчиняясь ее внезапному и впечатляющему порыву, оба посетителя тоже подняли головы вверх и уставились в серый невзрачный потолок. Вдруг она снова опустила взгляд на свой столик. Алекс и Максин снова повторили ее движение. Алекс задумался о том, что она может там увидеть. На столике не было ничего, кроме нескольких безделушек. Возможно, она приклеила к нему шпаргалки, универсальные дежурные фразы, которые она цитировала всем клиентам подряд.

Он слегка наклонился вперед, чтобы проследить за ее действиями. Она бросила на него испепеляющий взгляд, и молодой человек откинулся назад в садовом кресле. Она что, прочитала его мысли? Не может быть. Он почувствовал себя полным идиотом. Конечно, такой старой даме, как Максин, необходимо, чтобы ее успокоили перед лицом близкой смерти, это Алекс волне понимал, но сам-то он не поверит в подобную чушь.

– Мне нужен мой цыпленок, чтобы разобраться.

Эти слова удивили даже Максин.

Ведунья встала и ушла за занавеску вглубь фургона. Теперь они были одни. Алекс воспользовался ее отсутствием.

– Пошли отсюда.

– Не уйдем же мы посреди сеанса.

– Вы называете это сеансом? Я бы сказал, что это сеанс фильма ужасов. Я уже жду, что она сейчас вынесет мумию своей матери.

– Это напоминает мне один фильм…

– «Психо» Альфреда Хичкока.

– Да-да. Очень хороший фильм. Но мадам Плутон ничего общего с Норманом Бейтсом[57] не имеет. К тому же она женщина.

– Ну и что с того?

– По статистике, женщин-преступниц меньше, чем преступников-мужчин.

– О, теперь я спокоен!.. С нашим везением мы точно попали на единственную психопатку из фургона во всей округе.

Старая дама положила руку ему на колено.

– Да успокойся ты! Все в порядке. Мы вот-вот узнаем твое будущее. Я понимаю, что тебе может быть не по себе в присутствии такой талантливой ясновидящей, как мадам Плутон. Это и пугает, и возбуждает любопытство!

Она захлопала в ладошки и добавила:

– И мы не можем уйти прямо сейчас.

– Почему?

– Сейчас она приведет своего цыпленка.

55

Мадам Плутон театральным жестом откинула занавеску. Она явно привыкла быть в центре внимания, и Алекс даже подумал в первый момент, не надо ли ей поаплодировать.

Под мышкой она несла рыжего цыпленка. Представитель царства пернатых, казалось, совершенно не был обеспокоен и мирно взирал на посетителей.

– Благодаря ему я смогу рассказать о вас побольше.

Максин с Алексом молча рассматривали птицу. Мадам Плутон тем временем достала из ящика стола огромный кухонный нож и стала им размахивать над цыпленком, бормоча какую-то тарабарщину. Тот вытаращил круглые глазки.

– Не смейте его мучить!

Алекс вскочил, сам того не замечая.

– Оставьте цыпленка в покое!

Ясновидящая, кажется, была раздосадована, но повиновалась. Алекс тут же выхватил нож у нее из рук. Вид у нее был довольно безобидный, но Алекс все же ей не доверял. Цыпленок, по-видимому, успокоился.

– Я не позволю вам прирезать бедное беззащитное животное ради черт знает какого ритуала вуду.

Алекс еще никогда ни с кем не вступал в перепалку. Конечно, он, как и все вокруг, имел свое мнение. Свои ценности. Свои убеждения. Но если он становился свидетелем какой-нибудь неприятной сцены, то не вмешивался. Он, как почти все, делал вид, что не замечает. Возможно, он чувствовал себя смешным, слабым, не имевшим права соваться в чужие дела. Возможно, трусил. Во всяком случае, он никогда не обращался к человеку, слишком громко разговаривавшему в поезде, с просьбой замолчать, когда его толкали, то извинялся сам, и не возникал, если ему неправильно давали в магазине сдачу. Родители приучили его сидеть тихо и не высовываться.