Не суди по оперению

Затем Максин рассказала о родах и расставании. О физической боли, которая позже прошла, и о душевных страданиях, не отпускавших ее всю жизнь. Она призналась Леони, что никогда не переставала думать о ней и жалеть, что не может с ней пообщаться. Говорила, что рисовала в своем воображении всю жизнь дочери – ее первый день в школе, ее первую любовь, первый диплом, первый дом, ее первого ребенка…

А Леони поведала, как сложилась ее судьба, Максин и Алексу, внимавшим ей, как дети, которые смотрят в рот сказочнику. Ей пришлось пережить то, что обычно называют неудачным стартом. Мало того что ее забрали у матери, сложные роды и грубое обращение акушерок, принятое в те времена, вызвали осложнения. Дочь словно расплачивалась за ошибки матери. У нее был вывих плеча и не полностью сформировавшиеся легкие. Поэтому она провела несколько месяцев в отделении неонатологии. Однако Леони повезло в несчастии, и ее удочерил лечивший ее врач. У нее было два брата, старший и младший. Ей выпало счастье жить в любящей семье, в доме с садом и псом, верным товарищем по играм.

Тем не менее у нее сохранилось ощущение уязвимости, которое она побеждала благодаря целеустремленности. Она упорно старалась быть лучшей во всяком деле, за которое бралась. Став спортсменкой, она вошла в сборную команду Франции по синхронному плаванию, участвовала в марафонах Парижа и Нью-Йорка.

Детская психологическая травма подтолкнула ее к тому, чтобы учиться на акушерку. Ей нравилось видеть счастливые лица новоиспеченных родителей, которым выносили младенцев. Разумеется, она видела, и как матери отказываются от детей. В таких случаях она считала своим долгом приласкать малышей, дать им побольше человеческого тепла, чтобы они чувствовали, что их любят. Она-то отлично понимала, до чего это важно.

Своего будущего мужа она встретила на вечеринке, организованной общими друзьями. История вполне обычная, но от этого не менее прекрасная.

– Вы замужем? – спросил он ни с того ни с сего.

– Нет.

– Тем лучше. Это избавит меня от необходимости драться на дуэли. Фехтую я плохо, а мушкетов в наши дни не найти. Через год мы поженимся.

Ее развеселила такая самоуверенность, и она над ним посмеялась. Через полгода они сыграли свадьбу.

Он был архитектором. Ей нравилось думать, что они своими профессиями помогали людям рождаться и иметь крышу над головой.

У них было трое детей. Все приемные. Леони предпочла исправлять чужие ошибки. Она воспитала их в любви и уважении. Все трое выросли хорошими людьми, и она гордилась этим. Она растила их, вдохновляясь примером своих родителей. Ее приемная мать была одновременно домохозяйкой и художницей. Мамины картины сопровождали Леони все ее детство. А любовь к жизни и свободомыслие придало приемной дочери уверенность в себе, которой ей так не хватало.

Она испытывала глубочайшее отвращение к любой форме несправедливости. Вышла на улицы в мае 1968 года. Активно работала в различных ассоциациях и интересовалась политикой.

Слова лились и лились, но в конце концов их поток иссяк. Наступила тишина, необходимая каждому из них, чтобы осмыслить только что услышанное.

Слушая исповедь Леони, Алекс заметил, как много было общего у матери и дочери. Одни и те же свойства характера, требования, убеждения. Увидев сияющие глаза Максин, он догадался, что она думала о том же самом.

61

«Беззвучный крик тоски»[60] наполнял теперь палату. Эта строчка из Превера преследовала Алекса. Как он мог столь точно описать то, что здесь происходило? Все молчали. Все трое были слишком поглощены своими мыслями, слишком старались делать вид, что все хорошо. Слова нарушили бы волшебную атмосферу, в которой время исчезло.

Максин эта встреча, которой она так страшилась, принесла облегчение. Однако радуясь ей, она чувствовала себя эгоисткой, так как знала, что должна будет опять оставить свою дочь. Жизнь, как и болезнь, бывает иногда очень сурова. И не надо тянуть время. Она терпеть не могла душераздирающие прощания и хотела расстаться быстро и спокойно. Зачем обрекать свою дочь на лишние страдания.

Как ни странно, Максин вспомнила слова из песни Далиды[61]: «Да, я хочу умереть на сцене, с искрящейся душой, умереть легко, на последнем свидании». Ее сцена – больничная кровать с белыми накрахмаленными простынями, но душа у нее искрится. Из серой и блеклой она, окрашиваясь разными оттенками, превратилась в сияющую всеми цветами радуги. И у нее, Максин, случилось даже не одно, а два последних свидания, с Алексом и с Леони.

Ей несказанно повезло встретить их на своем пути. Круг замкнулся. Необходимо было расстаться с молодыми в здравом уме. Так, по крайней мере, она будет окружена двумя любящими людьми и здесь, и там, где, как она надеялась, ее уже ждали. Хотя при мысли о расставании с Леони и Алексом сердце ее разрывалось, она утешалась, думая, что они позаботятся друг о друге.