(не)свобода

– Да так, замутила случайно тут с одним… А он сыном олигарха оказался. Зато, прикинь, у меня теперь выйдет на «Медиазоне» материал о бизнесе Леонова. Они, видишь ли, вместе с сыночком перехватили контроль над одной криптовалютной биржей – и перекачивали оттуда деньги в нужные карманы, а бывших владельцев стращали уголовкой. Одного вроде бы даже держали под охраной, чтобы не съебал никуда, – ну, так, по крайней мере, мой источник утверждает. И я точно знаю, что Роман был в курсе, потому что он помогал отмывать деньги через финансирование «Старскрима».

Олег, судя по его обалдевшему виду, ничего не понимал.

– Через финансирование че…

– Киберспорт. Неважно. Так что так, – Саша поджала губы и вздохнула. – Я в жопе.

Олег, разумеется, засуетился:

– Может, я помогу тебе чем, что-то сделать, ну там…

Саша схватила его запястья и заглянула в глаза.

– Пообещай мне сейчас, что ничего не будешь делать, ладно? Мне ты помочь не сможешь, а себя поставишь под угрозу. Я справлюсь. – Она обняла его. – Всё будет в порядке, Робин Гуд. Всё будет в полном порядке.

Потом они вышли из кабинки, удостоверившись, что никого в туалете нет, и направились к выходу, но из-за поворота появился Стригоев.

Саша дернулась в сторону, и Стригоев почти успел схватить ее, но лишь дернул за рукав и порвал платье. Саша выбежала и бросилась сразу к лестнице. Стригоев набрал воздуха в легкие, плотно закрыл дверь, развернулся и сложил руки на груди.

– Если что, я под защитой закона об адвокатском самоуправлении, – сказал Олег. – Так что вы не имеете права…

– Ну, вообще-то, еще нет, – улыбнулся Стригоев. – Не под защитой. Но разве я вам чем-то угрожал? Это вообще не в моем стиле. Просто хотел поговорить.

– Не думаю, что нам есть, о чем разговаривать.

– О, вот тут вы ошибаетесь. Я очень хорошо знаю такой тип людей, как вы. Вы жаждете справедливости, не так ли? Печетесь о правах и свободах человека, да? Смею заверить: в этом мы похожи.

– Сомневаюсь.

Стригоев усмехнулся.

– Внешность обманчива, знаете ли. Мне столь же дороги человеческие ценности, как и вам. Разве что понимаем мы их с вами, может, слегка по-разному… Но, увы, так устроена жизнь, что не все люди ценят данные им права и возможности. Вот вы, например, используете их так, как надо. А ваши, скажем, подзащитные – ну, сомнительно.

– А, теперь вы судите, кому сидеть в тюрьме, а кому нет?

– О, я думаю, из меня вышел бы лучший судья, чем какая-нибудь Марина Костюченко, – хмыкнул Стригоев больше не своей остроте, а тому, как изменилось лицо Олега. – Судья, которая не умеет пуговицы застегивать и у которой мужа судят за мошенничество, – так себе образец справедливости, не правда ли? Но речь не об этом. Вы – перспективный молодой человек. С большим потенциалом. А защищаете – мошенников…

– Невиновных, – возразил Олег.

– Невиновные, полагаю, не сжигают бухгалтерскую отчетность, – усмехнулся Стригоев. – А главное – невиновные не пилят выделенные на культуру гранты, понимаете? Вы в курсе, что Цитрин себе квартиру в Вене купил? И давно у нас доходы режиссеров так выросли?

Олег молчал.

– Вы же не глупый парень, и видите, что происходит вокруг. Что они делают с нашей страной. Вам самому не противно работать на такую дрянь?

Олег смотрел в свое отражение в очках Стригоева. Стекло. Башня из стекла. Пустующая, с разбитыми стеклами, сквозь которые сияет закат. Там гуляет ветер, шурша брошенными коробками и упаковками из-под чипсов, которые не убрали за собой рабочие. А всего в полукилометре от нее – простой могильный крестик и улыбающаяся Оксана Игоревна на выцветшей фотографии. И свежий букет гвоздик и хризантем лежит на выровненной могиле, и ветер качает ржавой оградкой, от которой отваливается краска. И запах жимолости идет по земле.

– Нет. Я знаю, за что борюсь, – сказал Олег. – А вот разделяет ли ваш начальник Бобров те же ценности, которые вы сами исповедуете?

Улыбка спала с лица Стригоева.

– Вы слишком хорошо осведомлены для начинающего журналиста, – прищурился Стригоев. – Смотрите, как бы это не принесло вам неприятностей. Многие знания – многие печали.

– Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное, – Олег выдержал его взгляд.

Стригоев хмыкнул, открыл дверь и медленно двинулся по коридору.

Олег выдохнул с облегчением.

Алиса

Алиса любила приходить в зал суда первой. Когда здесь еще пусто, когда секретарь вывел предыдущих участников, а судья вышел пить кофе. Раскрыты форточки, шторы осторожно шевелятся, словно боясь коснуться воздуха. Так тихо, что, кажется, выгляни в окно – и не увидишь ни одного человека. Только улочки, переулочки, квартальчики, многоэтажки – и ничего кроме, никого во всём городе больше не осталось, и Алиса осталась одна. Наконец-то одна.

Ну хорошо, не совсем одна, а…

Но она не знала, как сказать Андрею об этом. О том, что твоя главная фантазия – как вы остаетесь вдвоем в гигантском городе, и можете быть где угодно и делать что угодно…