– Тем не менее, Маша не потратила ни рубля. И, как я понимаю, вообще решила вернуть мне, поэтому и оставила в комнате. А ты немедленно воспользовалась ситуацией! Но ведь я никогда не был скуп по отношению к тебе. И, если мне не изменяет память, и украшений, и шмоток покупал предостаточно! Откуда же у тебя такая жажда наживы? Ира, такой поступок просто недопустим! Поэтому ты завтра все вернешь обратно, и мне неважно, каким образом сделаешь это.
– Но, Глебушка… Это же такой позор… – на ее глаза наворачиваются совершенно настоящие слезы.
Сильнее сжав челюсти, братец шипит сквозь зубы:
– Мне все равно! В следующий раз подумай, прежде чем вести себя подобным образом!
Ирина тяжело дышит, кажется, готовая в любой момент сорваться и закатить истерику. Затуманенный слезами взгляд метается от меня ко Глебу. Видимо, она не может решить, стоит ли унижаться дальше из-за вещей, или лучше дать заднюю.
Устав играть в гляделки, громко, со стуком, ставит стакан на стол и, больше не произнося ни слова, бросается вон.
Ситуация, конечно, стремная. Смотрю на Глеба, замечая, как сильно он устал. Болезнь отца, да и завал на работе никто не отменял: в большом бизнесе без завала нет успеха. Еще и я свалилась ему на голову. А так называемая любимая женщина попросту выносит мозг!
– Глеб!
– Маш! – одновременно произносим мы. Я пытаюсь улыбнуться, закусив губу. Злость на него совсем испарилась, теперь мне даже жаль своего измученного жизнью сводного братца.
– Давай поужинаем что ли?
Не знаю, что именно на меня нашло. Такие простые, совершенно ни к чему не обязывающие слова. Взгляд Глеба затягивает в пучину тайного порока. Не мигая, смотрю в его глаза, и сердце в груди стучит так быстро. Настигает понимание, что пропала. Где тот страх, который несколькими минутами ранее давил на меня? Почему я настолько легко попадаю в ловушки, безжалостно расставленные судьбой?
Братец, кажется, чувствует что-то похожее. Он просто кивает, предпочитая отмолчаться.
С большим трудом разрывая зрительный контакт, я начинаю суетиться, накрывая на стол. Напряжение совершенно не снижается, скорее, наоборот, воздух все больше сгущается, пробирая до мурашек.
Продолжая хранить молчание, Глеб подходит к бару, доставая бутылку шардоне. Вытаскивает старинные тяжелые канделябры и несколько свечей. Чиркнув спичкой, пристально смотрит на огонек, словно совсем не собираясь использовать его по назначению. Спичка догорает почти до конца и вот-вот обожжет пальцы, а он стоит и задумчиво смотрит на играющее пламя. Такое же жгучее и беспощадное, как и то, что охватило нас. Очередное движение – и загорается новая спичка…
Не в силах смотреть на все это, я делаю шаг к нему и задуваю огонек, загадывая про себя желание. Глеб медленно поднимает на меня свой взгляд, затуманенный и обжигающий одновременно, и я осознаю, что переступила черту, которую лучше бы не нарушать. Губы его приоткрываются, но, прежде чем он успевает произнести хоть что-то, способное подтолкнуть нас к неминуемому, я быстро произношу, уткнувшись глазами в пол:
– Ты же понимаешь, что нам нельзя! Есть тысячи причин, почему мы не можем быть вместе…
Впервые вслух говорю то, о чем, уверена, мы оба задумывались не единожды. Вернуть бы время назад, да все переиграть. Почему и, главное, зачем все эти запреты? Когда любишь…
– Машунь… Не надо, не говори ничего. Я иной раз возле тебя слов не нахожу… А так хочется много чего сказать! И, прежде всего, прости…
Вторая сгоревшая спичка падает на пол, и в считанные секунды он одним рывком притягивает меня к себе.
– Прости меня…
– Не надо, – прерываю я, необдуманно накрыв ладонью его губы.
Очередная оглушительная волна эмоций захлестывает нас обоих. Как убить то, что только недавно родилось в сердцах? Как бы там ни было, живем-то мы в реальном мире, и все это не сказка, далеко не кино. То, чему мы позволили прорасти внутри, – совсем не правильно. Я не имею на него никакого права, как и он на меня. И дело здесь не в Ирине.
Нет! Дело в нас. Нам никогда не быть вместе. Потому что наши родители этого не допустят. А мы не сможем наплевать на их чувства и переступить через волю. Вот такая страшная разрушающая правда. И мы оба это понимаем. Стоим в объятиях друг друга и боимся произнести слово, способное все уничтожить. Просто стоим и молчим, наслаждаясь объятиями, запахом друг друга и телесным прикосновением. Будут ли еще между нами те жаркие поцелуи или нет, одному Богу известно. И только Ему подвластно изменить нашу судьбу. И мы надеемся…
Легкий поцелуй в ладошку заставляет поспешно отдернуть руку.
– Давай просто поужинаем, – хриплым от волнения и возбуждения голосом говорю я.
Не знаю, кого уговариваю: себя или его. А Глеб опять просто молчит и смотрит. Да так, что хочется кричать и плакать. Мучительно все это… Хотя никто не обещал, что будет просто…
– Конечно, Маша, как скажешь, так и будет.
– Знаешь, ведь сегодня мой день рожденья…
Глава 24