(Не)сводная, или Маша для Медведя

Знаю, она совсем не такой реакции ждала от меня. После того, как нарычал на нее, толком ни в чем не разобравшись, наверняка думала, что к Ирине проявлю большую жесткость. Я это и собирался сделать, но позже и не при свидетелях. У Литвиновой еще будет возможность осознать, что именно она натворила. И прочувствовать все последствия своего идиотского поступка.

Но выяснение отношений в присутствии других людей меня всегда вымораживало. Это низко и недостойно уважающего себя человека. Да и Маша, я уверен, точно не хотела бы публичной порки для той, что успела ей порядком попортить нервы. Не такая она. Зря я кипел и возмущался в ее адрес, мысленно обвиняя во всех смертных грехах. Девушка даже жаловаться не побежала после того, как Ирка стащила карту. Не опустилась до подобной грязи. И оправдываться не стала после моего наезда.

Зато я отличился по полной. Накосячил, обидел. И хуже всего то, что это уже не в первый раз. Почему-то рядом с ней постоянно делаю какие-то глупости. Мало того, что от желания крышу сносит, так еще и в обычных делах веду себя не как взрослый и адекватный мужик, а как неуравновешенный подросток.

Отцу бы это не понравилось. Я хмурюсь, внезапно понимая, что перенял у него не деловую чуткость и не умение разбираться в людях. Наоборот, как раз то, чем не стоит хвастаться. Несдержанность и неготовность пойти на компромисс, когда это нужно. Просто выслушать. Ведь была же какая-то причина, по которой он расстался с матерью Маши. И если прежде я винил в этом прежде всего ее, то теперь начинаю думать, что дело могло быть и в другом. Вот так же, как я, погорячился в какой-то момент, поторопился с выводами. А она, возможно, не сумела простить…

Хорошо бы Василию все же удалось найти эту женщину. Маша молчит, как партизанка, не желая даже упоминать мать в разговорах. Наверное, не без оснований. Но теперь мне больше почему-то не хочется вытрясать правду из девушки. Боюсь ошибиться и сделать еще хуже.

Невесело ухмыляюсь в ответ на собственные мысли. Когда в последний раз испытывал вот такой безотчетный страх – и не вспомню уже. Всегда ведь уверен был, что любая проблема мне по плечу. С чем угодно справлюсь, найду выход. Но как беспомощен в ситуации с отцом, так и тут мало что получается. Увязаю в своих чувствах, в отношении к этой девочке, что сидит напротив меня, и только раз за разом допускаю новые ошибки.

Взять хотя бы день рожденья ее. Ведь паспорт даже в руках держал, так ведь не запомнил! Такую важную деталь упустил! Мало того, что праздника у нее не получилось, еще и настроение изрядно подпортил своими наездами.

– Машунь, ты прости меня, – повторяю сказанное чуть ранее, несмотря на то что девушка пыталась возражать. Это так тяжело, оказывается. Запросто выходит наорать, нарычать, даже усилий никаких не нужно прилагать. А исправить все и вину свое признать, особенно вслух – мучительно трудно. Язык словно неповоротливый и слова не склеиваются. – Я не должен был тебя обвинять, не разобравшись. Надо было выслушать, а потом уже делать выводы.

Маша слабо улыбается, отчего-то избегая смотреть мне в глаза.

– Да нормально все, я понимаю. Ты же мне карту отдал, понятно, что не пришло в голову Ирину заподозрить.

Вот это и странно… Знаю ведь Литвинову, как облупленную. Это так на нее похоже. Из трусов выскочит, чтобы цели своей добиться, на что угодно пойдет. Но в самом деле, и мысли не допустил, что тут не обошлось без нее.

– Хорошо, что все разрешилось, – Маша все-таки поднимает на меня глаза. – Если она еще и вернет то, что потратила…

– Пусть попробует не вернуть, – протягиваю через стол руку, накрывая пальцы девушки. Холодные, и кажется, что слегка дрожат, хотя в кухне тепло. Переволновалась, значит, расстроилась. Какой я все-таки дурак! Даже сейчас говорю не о том. У нее день рожденья, а я мало того, что без подарка, так даже на словах не поздравил до сих пор.

Обхватываю тонкое запястье и тяну к губам. Прижимаюсь к переплетению вен, ощущая, какая нежная у нее кожа. Почти прозрачная здесь, и, глядя на голубоватые веточки, с трудом сдерживаюсь, чтобы не повторить их рисунок языком. Этого хочется до жути, но я слишком хорошо знаю, что будет, если позволю желанию взять верх. Придется забыть и про ужин, и про день рожденья, потому что уже не смогу оторваться, пока не вылижу каждый сантиметр вожделенного тела.

Стоп, Медведев! Опять тебя сносит не туда! Выпускаю ладошку девушки и распрямляюсь.

– Я страшно проголодался, – заставляю себя переключиться на содержимое тарелки. Надо сказать, весьма аппетитное содержимое. Готовить Маша и вправду умеет. – Давай на самом деле ужинать, а потом поедем выбирать подарок.

– Ка-а-а-кой… подарок? – ее глаза в изумлении расширяются, и я не могу сдержать улыбки. Сейчас она выглядит такой юной, растерянной, наивной. Почему-то вспоминается детский мультфильм про олененка с такими же вот широко распахнутыми восторженно-изумленными глазами.

Улыбаюсь шире, но вслух причины своей реакции не озвучиваю. Не уверен, что Маше понравится такое сравнение.