Словно мерин, сбросив путы,
Ветер треплет стог.
Даль темнее, небо ниже,
Смутно на душе.
Вот места, которых ближе
Не найду уже.
Вот места, где до могилы –
Славно ль, как-нибудь –
Проторю я в меру силы
Мне сужденный путь.
Меж деревьев, через чащу
Спутанных ветвей,
По равнине этой спящей,
Растворяясь в ней,
Исчезая в шуме ветра,
Канув в забытьё,
След оставив неприметный
На груди ее.
1979
Сорока
Сизые крылья, черная грудь,
Снега белей бока, –
Сорока-сорока, куда твой путь?
Далёко? Издалека?
А я свое отлетал уже
И не хочу лететь.
Нелюбопытно моей душе
Другие края смотреть.
Не то чтоб совсем не хотелось вдруг
Иной какой стороной,
В предощущении близких вьюг,
Как ветер пройти ночной.
Не то чтоб совсем не хотел теперь
В налипшем снегу сыром
Войти сквозняком за чужую дверь,
Присесть за чужим столом;
Стаканом греметь... и опять пропасть
В просторе родной глуши –
Да мысли упорной сухая страсть
Заманчивей для души.
Да времени нынче заметней ход,
Слышнее его шаги.
Да слаще загула горячий рот
Морозной еще строки!
1979
Январские дни
Уже наступили январские дни
И солнце в дыму утопает с разбега.
Деревья черны, но горят, как огни,
Колючие иглы морозного снега.
Есть в жизни суровой своя красота.
Есть в холоде русском особая сила!
И радостно мне, что ушла суета,
Что мучила прежде меня и томила.
Теперь не спешу. Срок отмерен всему.
Бескрайнему горю есть тоже пределы.
И славно бродить меж домов одному,
Как после болезни, ступая несмело.
Как много желаний таилось во мне!
А много ли надо – синеющий воздух
Да первые эти в сквозной вышине,
Как сахар подмокший, бесцветные звезды;
Да чистой бумаги распахнутый лист,
Открытый пространству, как зимнее поле,
Да жесткость удил беспощадных, да хлыст,
Чтоб мог усмирить я безудержность воли!
Я счастлив судьбою своею земной.
Здесь каждому хватит мороза и вьюги,
Колючего ветра, пылающих углей,
Высокого неба и жизни одной!
Стучи, мое сердце! Вперед и вперед
Зовут в небеса устремленные трубы.
Да здравствуют кровь очищающий лед
И жизни суровой студеные губы!
1979
***
Этот мир в переменах суровый и женственный,
Этот путь без дорог торопливый и ветреный,
Это небо морозное, сизое, звездное,
Это время скрипучее, смутное, грозное!
Распахни воротник – от него не укроешься!
Пусть немеет рука, но черкает перо еще,
Чтоб пространству оставить – покуда не выпало, –
Что твоим на веку современникам выпало!
1979
Вольтер
Игру ума поставив выше
И жизни, и ее страданий,
Он сам себя порой не слышал
От грохота рукоплесканий,
Что разносило по Европе
Его брошюр минутных эхо!
Ах, право, что-то есть холопье
В желанье легкого успеха.
И тот великим быть не может,
Кто, настоящим поглощенный,
Святыни вечные тревожит
Для похвалы непосвященных!
1979
Сальери
Мы живем в текуче-жестком мире:
Миг уходит в вечность, вечность – в миг.
Часовые медленные гири
Движут время. Время движет их.
Бедный мой, мой маленький Сальери,
Что поделать, каждому свое!
Чем мы ближе, кажется нам, к цели –
Тем, порою, дальше от нее.
Дальше, дальше... И все шире пропасть,
И дороги нет уже назад!
Но опять взыскующая совесть,
Торопясь, нащупывает яд.
Кабы знали, затевая сеять,
Что пожнем!.. Не зная ничего,
Разве можно следствием измерить
Цепь причин, что вызвали его?
Разве можно в рассужденье строгом,
Пробежав страницу бытия,
Однозначным исчерпать итогом
Сущность человеческого «я»?
Нет! Я не решаюсь! Да и кто я,
Чтоб судить, сподобившись тебе,
Страсти, пробегающие кровью,
Мысли, неподвластные судьбе!
1979
***
Сбрось и тоску и усталость!
Полон стакан до краев!
Это не старость, не старость,
А ожиданье ее!
Это не горе, не горе –
Скорый приход сентября!
Теплое мерное море –
Время колышет тебя.
Слышишь в ночи бормотание
Неповторяемых строк? –
Это гранитные камни
Вечность стирает в песок.
Это в движеньи движенье,
Скрежет и музыка слов,
Грохот кораблекрушений,
Гул бесконечных валов.
Ливня удары по крыше,
Шорох, неслышный почти –
Радости нету превыше
Слушать и слушать в ночи
Это развитие темы,
Этот сырой перепляс
Ритмов невнятной поэмы,
Сложенной кем-то для нас!
1979
Слово
Это странно, но, лишь повторяя,
Целый день бормоча в тишине,
Я на миг до конца понимаю,
Что таится в его глубине.
Что восходит из шума согласных
Нежной звонкой, сонорной, глухой,
Что мерцает в зиянии гласных,
Повторяемой гласной одной.
Эти О! – эти проблески в чаще!
Это Л! – и любовь и полет!
Это В! – этот ветр, говорящий
О привале, что путника ждет.
Это С! – что связует до срока
Путь светила и путь светляка,
Чистый голос из дали глубокой,
Доносящийся через века,
Доходящий до чуткого слуха,
Отозвавшийся эхом родным! –
Что невечная наша разлука,
Если сердце пылает одним.
Что несчастья, обиды, тревоги,
Если – где бы ты ни был – всегда
Есть колодец у края дороги,
Есть в глуби0 его звездной вода!
1979
В храме
Купола ободраны на крыши
Полувека более назад.
И пылает огненный и рыжий
Меж стропил синеющих закат.
Но внутри, где пасмурно и тихо,
В ясном блеске острого луча
Всё видны рука Его и Книга
На покрытых гарью кирпичах.
1979
***
Лень говорить, и читать неохота.
Яблоня-соня, малина-дремота
Еле вздыхают, и слышно – звенит
Воздух горячий, взмывая в зенит.
Он, как стекло, раскаляясь, струится.
В мареве зыбком природа двоится,
Словно глядит, отстранясь, на себя,
Блеклые листья едва теребя.