Не свое время

Душно! – и длиться, и длиться мгновеньям,

Длиться и длиться – и льется на сад

По облакам, по высоким ступеням

Знойных лучей золотой водопад.

Он размывает границы предметов –

Явь ли во сне или сон наяву? –

Это рука моя дрогнула – это

Желтые сливы упали в траву.

Это ударило сердце – и птица

С пальцев сорвалась – качнулась лоза,

Это полынь приоткрыла ресницы,

И синевой захлестнуло глаза.

Свет мой без тени! – Спекающий жаром

В цельную чашу осколки ее,

Где закипает янтарным пожаром

Спелое солнце до самых краев!

Где забродило тягуче и тускло

Будущей брагой дремучее сусло, –

Пища небесная – пламя в горсти –

Телу земному в далеком пути!

1979

***

Жизнью былою судьбы настоящей

Путь не изменишь – и пусть.

Ветер приносит из сумрачной чащи

Свет мне бессолнечный – грусть.

Зябкая птица, намокшие перья,

Клекот и свист в камыше.

Невосполнимая нежность потери,

А не обмана в душе.

Мятлика пух и овсяницы сухость,

Чьи-то следы на песке.

Дальняя старость и давняя юность

В смуглой, смолистой руке.

Счастье притихшее, тайна зеленая,

Дней нисходящий покой.

Жесткий бурьян и ромашка склоненная –

Вам не проститься со мной.

Никнут ракиты вдоль берега узкого,

Небо уснуло во ржи.

Дым золотой одиночества русского

Прячет полынь у межи.

Долго ль бродить? Да броди, пока бродится –

Дух наш! – кто смерил его?

Есть кому плакать и с кем перемолвиться,

Есть еще петь для кого!

Есть кому слушать мой голос нетающий,

Вольно плывущий вдали,

Спелые зерна, как колос, роняющий

В радость печали земли.

1979

***

В купель огневую!..

О, больше не злись

На эту – впустую? –

Прошедшую жизнь;

На холод, на сырость,

На быт по углам! –

Господнюю милость

Измерить не нам!

И сыну не стоит

Жалеть о судьбе;

Пусть он не достроит

Обитель себе;

Пусть силы истратит

Еще до конца –

Обителей хватит

На всех у Отца!

1979

Из бездны

Ладан, золото и мирра,

Впереди плыла звезда...

Коммунальная квартира –

В окнах провода.

Подрастающий ребенок,

Едкий запах от пеленок,

Кухня, примусы чадят,

В узкой комнате плакат.

На плакате рвет рабочий

Цепи биржи мировой.

Ниже фото: юный отчим

С забинтованной рукой.

Рядом полка с «Капиталом»,

«Анти-Дюрингом», журналы,

Ленин, Сталин, «Краткий курс…»,

Август Бебель и Барбюс.

Это детство. Все игрушки –

Деревянный самолет

Да бессчетные катушки:

Так – солдаты, эдак – пушки, –

Хорошо, что мама шьет!

Хорошо, что шить умеет

Из фланели, бумазеи,

Ситца, штапеля, вельвета,

Из материи любой,

Для зимы, весны и лета,

Кофты, платья, блузки, брюки, –

Хорошо, что эти руки

Дружат с ниткой и иглой.

Хорошо, что в гуле мира

Есть кому заштопать дыры

И схватить края прорех

В ткани Времени-старухи,

В жесткой вытертой дерюге,

От ночей бессонных тех.

От бессонных ожиданий,

Одиночества, свиданий

Запрещенных; от измен

Разрешенных; от озноба

Освещенных лампой стен;

От углов, где спят сугробы

Невеселых перемен.

Память, память, как ты странно –

И умело, и легко –

Вводишь разум в глубь обмана

И уводишь далеко, –

То – забудешь, то – припомнишь,

Но иглу из рук уронишь,

Позабывши нитку вдеть,

Меж цветными лоскутами,

Былью, небылью и снами,

Где смешалась со слезами

Труб ликующая медь.

И летят, летят карьером

На большом экране белом

Тыщи всадников лихих,

Тысячи рубак умелых,

Распаленных, оголтелых,

Злых, оборванных, разутых,

На скрещение продутых

Перекрестков мировых.

Как любил я без оглядки

Эти яростные схватки

И Чапая на коне! –

Дай, страна, винтовку мне!

Ни к чему пустая жалость!

Призови! Я славлю ярость,

Штык в крови, избу в огне!

Славлю вьюгу бескозырок,

Колыханье черных лент,

И пропахший воблой рынок,

И сыпной горячки бред!

Славлю сабельные взлязги,

Юность – бьющую в края!

Славлю кухонные дрязги

Коммунального жилья!

Труд шахтера, управдома,

Сталевара, предрабкома

И солдата на посту!..

Что я, Господи, плету!

Тихий шепот поздней ночью –

Чуть загадочный со сна.

Мать заплаканная. Отчим.

Спешка. Сборы. Тишина.

Сколько прожил ты на свете –

Ну и что запомнить смог?

На сияющем паркете

Комья грязи от сапог.

Век подходит к середине,

Не видать во мраке путь.

На разрезанной перине

Не забыться, не уснуть.

Дом напротив. Снег глубокий.

Скучный свист пурги.

Одиноко. Одиноки

За стеной шаги.

Но-но-но! Без истерии!

Что же ты молчишь?

Где же мать твоя, Мария?

Отчим где, малыш?

Две соседки моют руки,

Солнце всходит в облаках,

И со скуки дохнут мухи

На тисненых корешках.

Что ж, прощай, комхозный угол! –

Руку дай, держись!

Пусть скорей заносит вьюгой

Прожитую жизнь.

Есть в забвении лекарство

От любых потерь.

Детский дом в усадьбе барской

Открывает дверь.

Подымайся по сигналу,

По сигналу спи.

Звонкий горн и галстук алый,

Радостные дни.

Это юность наша. Школа.

Над заводом дым.

Единенье комсомола.

Осоавиахим.

Мир волчком уже заверчен,

Все сильнее крен.

Муссолини, Франко, Черчилль,

Гитлер, Чемберлен.

Мы идем в строю едином –

В гуле и в борьбе.

Каждый будет верным сыном,

Партия, тебе!

Вся планета озарится

Светом навсегда!

Спит спокойная столица

Мира и труда.

Дремлет Кремль – очаг свободы,

Но не спит сейчас

Друг детей, отец народов,

Думая о нас.

На заводе, в шахте, в поле,

Юны и прямы,

Лишь его железной волей

Побеждаем мы.

Он один, и в мире нету

Больше никого!

Скрип не слышен по паркету

Мягких сапогов.

Мягко стелется поземка

В улицах пустых.

Наметая снег у кромки

Мерзлых мостовых.

Но едва, оставив зданья,

На простор уйдет,