Тут подъехал на машине мистер Эйблетт, поверенный из Торрингтона – Пенрок потребовал его присутствия на процессе.
Мистер Эйблетт, невысокий, язвительный и довольно бестактный человечек, ткнул мистера Пловера пальцем под ребра и спросил, как у него идут дела.
– Все трудитесь на благо Святой Церкви? – поинтересовался мистер Эйблетт, хохоча во все горло.
– На благо Церкви? – растерянно переспросил мистер Пловер.
– Неплохо нажились на похоронах бедняжки мисс Морланд, верно? – продолжал мистер Эйблетт. – А теперь и на мисс Ле Мэй поживитесь. Видимо, бесполезно вам советовать, что на эти деньги хорошо бы снести злосчастную колокольню?
Ни на занятиях по теологии, ни на поле для регби мистера Пловера не учили давать отпор веселым и невоспитанным юристам. Его выручил Пенрок, отведя мистера Эйблетта в сторонку, чтобы сообщить, что среди них находится муж покойной мисс Ле Мэй, а заодно спросить с любопытством, на что намекал поверенный – не на завещание ли?
Имущество мисс Морланд было разделено на три части: небольшая пожизненная рента Пайпе, с тем чтобы после ее смерти основной капитал передать церкви; совсем крошечная рента Тротти, на тех же условиях, а вся остальная сумма, довольно значительная, – Пиджинсфордской церкви, где дорогой отец покойницы столько лет неустанно пекся о душах прихожан. Заметим в скобках, что дорогой отец мисс Морланд особенно усердно пекся о душе, а равно и о теле одной прихожанки, некой мисс Флосси Порт, хотя, само собой, не сообщил об этом своей любящей дочери. Мистер Пловер так и лучился самодовольством, а леди Харт заявила во всеуслышание, что ее дело, конечно, сторона, но, по ее мнению, церковь могла бы и подождать, а вот бедная преданная Тротти пусть бы дожила безбедно до могилы.
Меж тем подошел Коки в совершенно съехавшей набок шляпе, и с ним явился коронер, доктор Мир.
У доктора Мира было плоское лицо и глаза, похожие на тусклых рыб за стеклами пенсне без оправы. Он воображал, будто молод душой, и потому с людьми моложе тридцати обращался снисходительно-панибратски. Наблюдать это было крайне тяжело. Инспектор Кокрилл наскоро представил всех друг другу.
Доктор Мир сейчас же перешел поближе к младшим, благосклонно улыбнулся Фрэн и Венис, а Джеймса фамильярно ухватил под локоток. Джеймс посмотрел на него сверху вниз, чуть удивленно, словно ожидая, что тот в любую минуту снова заползет под корягу, откуда вылез. Вокруг них фотокорреспондент исполнил нечто вроде ритуальной пляски, ища удобный угол для снимка, щелкнул затвором фотоаппарата и с довольным видом снова умчался.
Коки нехотя произнес:
– Вы знаете, все это будет не слишком приятно. Отвечайте правду, и все тут.
– Ну конечно, само собой! – бодро поддержал его доктор Мир и добавил, словно самую оригинальную шутку: – Ничего, кроме правды!
Все промолчали. А что тут ответишь? Мистер Эйблетт смотрел на доктора Мира с глубоким отвращением. Мистер Пловер заверил Фрэн, что прекрасно представляет себе ее чувства – такое же замирание сердца он сам не раз испытывал, выступая на соревнованиях по метанию диска в Кембридже. Тем временем в Пиджинсфорд-хаусе Азиз вырвался из рук судомойки и во весь дух помчался в деревню.
В классной комнате переставили мебель, чтобы разместить в невероятной тесноте девятерых присяжных, полицию, свидетелей и прессу, а также зрителей, кто сумел локтями проложить себе дорогу к двум узеньким скамьям у задней стены. При входе коронера зрители встали, толкаясь и вытягивая шеи. Доктор Мир с важным видом поднялся на возвышение, где обычно помещалась затюканная учительница – звали ее, к восторгу юных поселян, мисс Чамберс[3]. Доктор Мир постучал по столу, призывая к порядку, затем кашлянул, прочищая горло без всякой на то необходимости, и наконец объявил заседание открытым.
Поскольку доктор Ньюсом все еще отсутствовал, всем стало ясно, что в наш мир вот-вот явится шестой потомок миссис Портер. Однако доктор Мир ничуть не интересовался прибавлением семейства Портер и потому был крайне раздосадован – пожалуй, его можно извинить. Последовал долгий спор шепотом, а затем помощник коронера неожиданно громко вскрикнул. В комнату ворвался маленький черный снаряд и приземлился на колени Фрэн.
Фрэн и Венис не могли скрыть своей радости.
– Азиз! Какой умница! Вы подумайте, сам нашел дорогу! Солнышко ты мое!
Прибыл запыхавшийся доктор Ньюсом, рассыпаясь в извинениях, но с довольной улыбкой во все лицо. Выйдя на свидетельское место, он скороговоркой протараторил присягу и вопросительно уставился на коронера. Азиз радостно залаял: он хорошо знал доктора Ньюсома.
Доктор Мир посмотрел на него поверх очков:
– Это что такое? В помещении собака?
– Простите, он прибежал за нами, – сказала Фрэн, сияя от гордости.
Доктор Мир, глядя на улыбающуюся Фрэн с таксой на руках, вновь почувствовал себя мальчишкой. Он нерешительно сказал:
– По-моему, на дознании собакам присутствовать нельзя.
– Да он такой воспитанный! – уверенно ответила Фрэн. – С нами он будет хорошо себя вести. Он только потому убежал, что мы его дома оставили.