Не теряя времени. Книжник

Все тело девушки, нареченной Фонтанной, опять покрылось водяными блестками.

— Почему ты на меня не смотришь? — спросила она.

— Смотрю, — ответил Бен.

— Как же смотришь, когда ты уставился под ноги?

— Я по-другому не могу.

— Но почему? — едва не простонала девушка.

— Все из-за ваших босоножек.

— При чем тут опять босоножки? — рассердилась она.

Бен еще хорошенько не знал, что хочет делать в жизни, но твердо знал, чего не хочет, так, например, сейчас меньше всего ему хотелось сердить эту девушку. И вот, собравшись с духом, он начал медленное восхождение от подошв к вершине тела Фонтанны.

Оторвался от шлепанцев, влез по скользким ногам на бедра, переполз на живот, просочился меж грудей, вскарабкался на плечи, рывком одолел шею, добрался до лица и, ослепленный им, напряг остаток сил и очутился в мирном пристанище у нее на макушке.

— …! — выдохнул Бен, а она улыбнулась.

Фонтанна уже опять надела платье, а Бен, хоть и стучал зубами, но никак не мог отвести от нее глаз.

— Одевайся, Балу, а то простудишься насмерть.

Бен послушно оделся, и они ушли с площадки.

Холодная вода взбодрила, освежила их, в них будто засияло новое утро, для них начался новый день, в который они вступали вместе: оба, в ногу, одной дорогой.

Итак, они снова шагали.

— Стало лучше, — сказала Фонтанна. — И так-то было хорошо, но теперь еще лучше.

* * *

— Сказать вам одну шуточку?

— Давай.

— Про ваши босоножки.

— Интересно! — Фонтанна засмеялась.

А Бену вдруг показалось, что он знает, чем хочет заниматься в жизни: смешить Фонтанну.

— Эти ваши медузы… — начал он.

— Мои медузы… ну и что?

— Они как Медуза Горгона — посмотришь и окаменеешь.

Фонтанна улыбнулась.

Не шутке, а автору шутки. Бену.

Улыбка была наградой остроумию Бена, храбрости Бена, усилию, которого стоила ему эта шутка (в общем-то довольно плоская и банальная), а главное, его порыву — придумать и сказать, — и все затем, чтобы Фонтанна улыбнулась.

Она и улыбнулась и сказала:

— Продавщица не знала, почему они так называются. Хозяин лавки говорил — потому что пластик прозрачный, как медуза. Но ей казалось, это все не то.

— Конечно, ерунда! — поддакнул Бен.

— Фигня! — фыркнула Фонтанна.

— Чушь собачья! — расхохотался Бен.

* * *

Бен с Фонтанной гуляли по улицам. В том городишке без конца и края, кроме них, жило еще немало народа, но все боялись заблудиться и всё больше отсиживались в ресторанах, магазинах и конторах, шедших по обеим сторонам тех самых улиц.

Поэтому прохожих не было — одни они.

И вдруг Фонтанна замерла и повернулась к Бену. Ее трясло, в глазах зажегся блеск, рот приоткрылся. Она схватилась за живот и выпалила:

— ХОЧУ ЕСТЬ!

Как ни развеселился Бен и как его ни подмывало острить и дальше, он мгновенно понял, что голод Фонтанны — штука не шуточная.

— Сейчас! — бросил он и бросился сам, напропалую, добывать еду, чтобы ее насытить.

Учуяв жареную курицу, Фонтанна, сидевшая с поникшей головой на тротуаре, встрепенулась и метнула в Бена — он спешил к ней с противоположного — улыбку… такую, что у Бена до сих пор остался след да и сама она немало удивилась.

Эта была не такая улыбка, какой она привыкла улыбаться, и не такая, какую явление жареной курицы обычно вызывало на ее лице. Фонтанне показалось, что ее произвели какие-то другие мышцы, которые вдруг специально выросли, в награду и в благодарность Бену.

Такая улыбка подкосит вас на полном ходу, заставит плюхнуться на землю и залиться слезами от счастья. И Бен едва-едва все это не проделал, но все же у него хватило стойкости выдержать улыбку с честью. Здравый смысл подсказал ему, что вряд ли Фонтанне понравится, если он усядется посреди улицы и разрыдается.

Тем более, когда она голодная.

Не замедляя шага, он весь открылся, так широко, как только мог, чтобы Фонтаннина улыбка попала ему внутрь и там, внутри, осталась, не причинив ущерба ничему вокруг.

Потом, опять замкнувшись, он подошел к Фонтанне и сказал:

— На вот… это тебе, моя птичка.

* * *

Они сидели рядышком на тротуаре и закусывали жареной курицей.

Фонтанна уплетала с наслаждением, а Бен смотрел на нее во все глаза. Сам он обычно ел спокойно, без эмоций, только ради насыщения, а вид Фонтанны, пожирающей курятину, настолько захватил его, что он и вовсе забыл о еде.

То было воодушевляющее действо, казалось, даже курица была в восторге от того, что принимала в нем участие, она так и порхала в руках у Фонтанны и с радостным трепетом попадала ей в рот.

Для девушки все это было не в новинку, и ей приходилось подстегивать Бена:

— Ешь, ешь, Балу, тебе надо есть.

Уже потом Фонтанна рассказала Бену, что так у нее было с детства, между ней и пищей всегда существовала некая живая связь, она сама не понимала, что это такое, родителей же эта аномалия тревожила.

— Однажды за обедом с блюда спрыгнула редиска и покатилась по столу точнехонько ко мне. Мама расплакалась, а я… я слопала редиску.

— Ну, правильно, а что же оставалось делать!

— Вот и я так подумала.

— Она, наверно, умерла счастливой.

— Да мама вроде бы еще жива.

— Я про редиску.

— А-а! — Фонтанна улыбнулась. — Редиска так и захрустела под зубами, как будто только этого и дожидалась!