— В таком случае я тоже заявлюсь к столу как есть. — Стыд и позор, скажете? И будете правы, любезный читатель. Вынуждена, однако, признаться, что в тот момент мне ну ни капельки не было стыдно. — Почему бы тебе не надеть тот великолепный смокинг, что я купила в Каире? Тот самый, который ты невзлюбил с первого взгляда? Помнишь, ты еще сказал, что в нем тебя увидят только на смертном одре?
— Смокинг?... — поперхнулся Эмерсон. — Ты на меня сердишься, Пибоди?
— Я?! Сержусь?! Дорогой мой, что за мысль! Кстати, феска в комплекте со смокингом тебе пойдет.
— Дьявольщина! А это обязательно, Пибоди? Распроклятая штуковина... кисточка вечно в рот лезет!
Гаргори пришел от смокинга в дикий восторг, чем слегка умерил профессорский гнев. Феска дворецкого и вовсе пленила; бросив на меня торжествующий взгляд, профессор сдернул «распроклятую штуковину» с макушки и вручил своему юному поклоннику.
— Довольно, Пибоди, — сказал он, когда сияющий Гаргори удалился со своим призом. — Поиграли в индейцев, и будет. Теперь давай начистоту. Что с тобой? Дети в буйство впали?
— Не больше обычного; спасибо, что поинтересовался. Виолетта дуется, поскольку я ограничила ее в сладком, зато Перси с Рамсесом, кажется, находят общий язык. Рамсес провел какие-то огнеопасные опыты и доказал подлинность статуэтки.
— Я так и знал, Пибоди.
— Я тоже.
Эмерсон принялся за брюссельскую капусту.
— От твоего досточтимого братца или хотя бы его супруги по-прежнему ни слова?
— Нет.
— Чертовски странно, не находишь? Казалось бы, дама должна была выразить благодарность и поинтересоваться детьми...
— Она нездорова. Возможно, доктор запретил любые волнения.
— Угу. А дорогой Джеймс благополучно поднял паруса и скрылся в неизвестном направлении, — буркнул Эмерсон. — Как тебя угораздило заполучить таких мерзких родственничков...
— Мои-то по крайней мере не прячутся от людей. (А следовало бы, откровенно говоря.) Тебе не приходило в голову, Эмерсон, что я не знакома ни с одним
— Считай, тебе здорово повезло. — Мой ненаглядный злобно набросился на отбивную. — Говорил же, Пибоди, что мать много лет назад выставила...
— Да, но так и не сказал почему.
Эмерсон швырнул вилку:
— Какого дьявола мы пустились в семейные воспоминания? Уходишь от разговора, Пибоди!
— Ты сам начал.
— Пибоди... дорогая моя Пибоди... — неожиданно нежно заворковал Эмерсон. — Бог с ними, с нашими распрокля... э-э... родственниками. Ты, да я, да Рамсес! Один за всех и все за одного, точно? Ну же! Лучше расскажи, как прошел день.
— М-м... Чуть не забыла. Ты разминулся с мистером О'Коннеллом. Я тоже. Он оставил записку.
— Знаю. Читал. — Эмерсон весело хмыкнул. — И на что он жалуется, понять не могу? Обскакал всех конкурентов премиленьким «дельцем зловещих статуэток». Ушебти у него, правда, превратились в...
— Разумеется, знаю. Статью в «Дейли йелл» я прочла прежде тебя. Однако по твоей милости О'Коннелла пропустил "
— Поделом. Будет знать, как злоупотреблять алкоголем и верить египтологам, дары приносящим.
Я зачерпнула ложку капусты. Эмерсон, ковыряясь в тарелке, исподтишка косился на меня.
— Поговорить о нашей проблеме не хочешь, Пибоди?
— Что это с тобой, Эмерсон? — со смешком поинтересовалась я. — Не ты ли твердил, что, во-первых, никакой проблемы вообще нет, а во-вторых, что мы тут совершенно ни при чем?
— Ничего подобного я не говорил! — возмутился Эмерсон, да так искренне, что ему поверил бы кто угодно, но только не я, поскольку слышала предыдущие заявления собственными ушами. — Проблема-то, конечно, есть... и немалая... Какого дьявола ему нужно, этому психу?... С тобой хотел обсудить. А насчет того, что мы тут ни при чем, — забыла, кто тебя взял ночью в притон?
— Очень мило с твоей стороны, Эмерсон.
— Еще как мило, Пибоди.
— Но взял-то ты меня только потому, что не мог остановить. Я бы все равно пошла, с тобой или без!
— Гм... — насупился Эмерсон. — Так хочешь поговорить или нет?
— Разумеется, хочу. Перейдем в библиотеку или здесь останемся, чтобы Гаргори мог к нам присоединиться?
Дворецкий, упустив соль моего тонкого сарказма, засиял как начищенный пенни. Брови профессора сошлись в одну линию.
— В библиотеку. Не возражаешь, Гаргори?
— Эмерсон... — процедила я, не разжимая губ.
— Да, Пибоди. Уже иду.
Ужасающая перемена! Ни тебе яростных протестов, ни грохота кулака по столу... Сама любезность, да и только. А я-то жду признания... Впрочем, надежда еще не потеряна. Пусть бы излил душу и бросился к моим ногам... Нет! Пусть бы лучше излил душу, а закончил тем, что это не мое распроклятое дело! Вот тогда мы на равных обмозговали бы проблему и поставили точку. Но первый шаг за Эмерсоном. Произнести роковое имя он должен сам.
В библиотеке мы устроились поближе к камину.
— Итак, Пибоди. Начнешь?