- Нет, – отрезает Пит и встаёт с меня. Но потом добавляет мягче: - Не здесь и не сейчас. Мы выберемся, Китнисс, и тогда ты сможешь сделать свой выбор.
Может, если бы я ответила ему по-другому, так, как должна была, если бы сказала, что люблю, что хочу именно по этой причине, то всё было бы иначе. Но я сказала, что сказала, и теперь мой удел – смущённо прикрываться покрывалом, избегая встречи взглядов, пока Пит одевается.
Устройство, похожее на телефон, издаёт сигнал, нарушая неловкую тишину.
- Мелларк, – грубо отвечает Пит, поднося средство связи к уху.
Он внимательно слушает, что ему сообщают, а я с беспокойством замечаю, как по его лицу разливается бледность.
- Что случилось? – тихо спрашиваю, когда Пит отключает прибор.
- Ничего особенного, – я снова нужен Сноу для какой-нибудь мерзости или совета.
- Он с тобой советуется? – изумлённо спрашиваю, поражённая тем, как Пит за столь короткое время смог очаровать такого подозрительного человека как Сноу.
- Ну, не то чтобы советуется, просто иногда рассуждает при мне вслух.
- А это может быть ловушкой? – беспокоюсь.
Пит пожимает плечами, надевая куртку (чёрную, как всегда теперь).
- Всё возможно: это же Сноу, – застёгивается до подбородка. – Но не думаю, он убеждён, что я ему предан, благодаря яду в большей степени.
Пит натягивает чёрные перчатки, что вызывает во мне не лучшие воспоминания. Стараюсь не смотреть, как он скручивает плеть, которую достал непонятно откуда.
- Китнисс, – обращается он ко мне, – постарайся уснуть – ты слишком вымотана.
Дверь за ним захлопывается, издав щелчок, короткий писк сообщает, что электронный замок заперт.
Легко говорить: «Попытайся уснуть». С таким-то грузом на душе. Тот ещё денёк. Сначала этот ужас в камере Гейла, его глаза, подарившие прощальный взгляд и это «люблю», потом моя опрометчивость в комнате Пита и расплата, а потом… Я прикрываю глаза, вспоминая прикосновения Пита. Это было так волнующе, так остро, учитывая отчаяние ситуации. Я даже удивлена, насколько сильно отреагировало на это моё тело. Но в то же врем я понимаю, как глупо всё это было с моей стороны – просить, почти умолять Пита продолжить. Я то трясусь при его прикосновениях от страха, который оставили в наследство пытки, то теперь умоляю не отрывать от меня губ. Нелогично. Но самое страшное то, что Питу приходится выполнять эту работу для Президента, которая, я уверена, носит ужасный характер.
Пытаюсь последовать совету Пита и отдохнуть. Долго ворочаюсь, отгоняя призраков прошедшего дня. Я почти уверена, что сегодня в кошмарах увижу избитое, израненное лицо Гейла, карающую за неосторожность руку Пита и прикосновения его влажных губ.
Постепенно мир сна уносит меня, представая во всей своей предсказуемости. Кто сказал, что сон – это отдых? Забытье – возможно, но сон – вряд ли. По крайней мере, не в моём случае. И если присутствие Пита и действует до сих пор как избавление от кошмаров, то когда его нет, они буйствуют во всей своей разноцветной, реалистичной мощи.
***
- Китнисс, вставай! – сквозь сон слышу окрик Пита.
Арена научила меня реагировать моментально, каким бы глубоким ни был сон. Я подскакиваю с постели, пытаясь понять, в чём дело.
- Что произошло? – говорю ещё хриплым голосом.
- Сноу изменил планы, – удручённо сообщает Пит. – Казнь сегодня в полдень.
Я прикрываю глаза, ошарашенная ужасной новостью. Это провал. Мы не готовы бежать, не готовы спасти ни друзей, ни себя. Сегодня Сноу лишит меня одного из самых близких людей – моего друга, моего напарника, с которым я могла быть самой собой, как ни с кем другим. Сегодня он отнимет жизни у людей, что стали мне как семья: Энни, Финник, Крессида. Я даже не уверена, что Сноу не отберёт назад Джоанну, которую, по всей видимости, выгодно продал похотливому отпрыску очередного советника.
- Это конец? – едва выдавливаю из себя, глядя в никуда.
- Если бы ещё три-четыре дня… – тихо отвечает Пит. – Но мы попробуем что-нибудь сделать.
Я молчу, не хочу ронять в себя зерно ложной надежды, чтобы потом не вырывать из сердца огромный корень разочарования.
Меня снова наряжают как куклу, собираются посадить на видном месте: рядом со Сноу, Питом и другими приближёнными. Президент хочет, чтобы весь Панем увидел, насколько я сломлена, что Капитолий поглотил меня, что тем, у кого ещё теплится вера в революцию, стало понятно, что надежды нет, раз уж даже Сойка, символ восстания, больше не имеет своих крыльев.
Пит заходит в комнату за мной в четверть двенадцатого. Казнь состоится на Главной площади, что перед Дворцом Президента, а значит, ехать на машине не придётся. До зрительских трибун нас сопровождают десять миротворцев, обступив белой нерушимой стеной. Жаждущие зрелища капитолийцы уже собрались, ждут только нас с Питом и Президента.
Сноу будет наблюдать с балкона своих покоев: старик слишком опасается за свою жизнь, чтобы выйти ближе к народу, а для Пита и приближённых построена отдельная высокая трибуна, с которой виден ужасающий помост – эшафот.