Не то место, не то время

Ее голос был привычно спокоен, но строгий взгляд и тревога, которую она не смогла скрыть, не позволили отшутиться. Я взяла ее руку в свою. Идеальный маникюр, старинные кольца из серебра, привезенные из разных уголков Востока. Во всем мире только у нее такие горячие добрые руки.

И я сказала тихо, бережно держа ее ладонь в своей:

–Я не могу каждый раз рыдать на твоем диване. Давно пора взрослеть.

–На моей памяти ты рыдала лишь дважды, – не терпящим возражений голосом, сказала она. – Первый, когда умерла твоя мать. Второй – после похорон твоего отца.

Был еще и третий. Но тогдашние мои страдания Тамара посчитала детской неразумностью , ибо слезы из-за мужчины именно ими и являлись. По ее мнению, мужчины слез не заслуживали в принципе. И только столь юное создание как я, могло себе позволить такую слабость. Сегодня я была с ней согласна и признательна за то, что об этой «слабости» она не вспоминает.

–Сути не меняет. Не ты ли учила, что кораблем своей судьбы я должна управлять сама.

–Конечно! – не допуская даже мысли об ином, воскликнула она. – Но и выбрасывать за борт свою команду я не учила.

–Я не выбрасывала…

–Нет?

–Нет. Хотела уберечь от ненужных переживаний. Все уже налаживается, переживать особо не о чем.

–Ты поэтому бегаешь с грязными тарелками? С твоим-то образованием?! Таким мозгам, знаешь ли, найдется применение получше… Уж лучше б замуж сходила и то пользы больше. И опыт все же.

Тамара была замужем четыре раза. Каждый ее муж – воплощение героя приключенческого романа. И каждый был оставлен ради нового «опыта». При том, с каждым она умудрялась поддерживать неплохие отношения даже после бурного разрыва. О моем замужестве она подумывала давно и, подозреваю, начала подыскивать кандидатов. По какой-то причине, она всегда считала, что однажды в люблюсь в мужчину, которому любая буря по плечу, а демон и архангел за панибрата. Бурей она мне не желала и надеялась, что тихая сытая жизнь в мирной гавани разучит меня мечтать о морях, что принесли ей так много боли и… счастья.

–Не переживай, – попробовала утешить ее я. – Это временно.

–Нет ничего более постоянного, чем временное.

–Не тот случай.

Почувствовав о чем она заговорит сейчас, я инстинктивно отшатнулась. Но Тамара накрепко сжала мою ладонь, не давая улизнуть. Смотря на меня с грустью и надеждой, заговорила вкрадчиво:

–Так быть не должно. Ты и сама знаешь. Твои родители не позволили бы подобному случиться! Я обещала твоему отцу, что позабочусь…, а ты живешь как беспризорник, по углам мыкаешься…

Я не любила вспоминать родителей. Меня не утешали счастливые воспоминания. Как не греет память об огне замерзшего под толщею снега. Напротив, прошлое ранило, делало невыносимее настоящее. И я прятала его в закромах собственной души, бессмысленно пытаясь запереть навсегда. Дело это зряшное, но и мне упрямства не занимать.

Родители были вместе большую часть сознательной жизни. Как посадили их вместе за парту в первом классе, так и шли по жизни плечом к плечу. Мое отношение к их идиллии менялось по мере собственного взросления и знакомства с реалиями и терньями жизни. Когда-то я считала, что их любовь – норма жизни. Встретились, полюбили, появилась я. И так до самой старости, рука в руке. Помнится, я одно время очень удивлялась, что мою руку никто не держит, что уже десятый класс, а нет такого же смешного мальчишки, как у мамы, чтобы тащил мой портфель и бережно укрывал мои плечи школьным пиджаком.

Во времена подросткового бунта, я винила их в трусости. Дескать, вцепились в друг друга мертвой хваткой, потому что кишка тонка по сторонам посмотреть. Сидят в своем мирке, не видят красоты вселенной, чарующих горизонтов. Покрылись пылью, застыли в быте.

Как все было на самом деле я осознала, лишь когда не стало отца. Они не воспринимали свои чувства как нечто великое или рутинное. Никогда. Они не смотрели по сторонам и не искали новизны не из страха, а потому, что никогда не ощущали в этом потребности. Им друг друга хватало с головой. Всегда. Они срослись плавниками еще тогда, в далеком детстве и так и остались единым целым до последних дней.

Но самое страшное, что умереть в один день – это оказалось не про них. Однажды мама не проснулась. Ничто не предвещало беды. Она простилась с нами, пожелав спокойной ночи. А на утро он понял, что его жена, все также привычно сжимающая его ладонь, уже не принадлежит этому миру.

И все последующие годы без нее – сплошная агония. Бесконечная безжалостная боль. Остаток отведенного ему времени отец пытался барахтаться, но не чувствовал самое дыхание жизни. Для него она закончилась в то утро, когда она ушла.

Он был борцом по характеру. И старался идти дальше. Ради меня. Из упрямства. Потому что в движении проще не думать, не чувствовать.