И не та, что зубы ему в шею воткнула и испачканные пальчики выставляла. Эдакая мешанина из обеих сразу.
С голым торсом и вернулся домой.
Он был прав, его командиры не заморачиваясь, самовольно вошли и теперь спали по разным углам гостиной, благоухая виски. И похоже, Тайлер лишь притворялся вдребезги пьяным. Ибо только он вошел в квартиру, второй командир сразу открыл глаз, оглядывая его донельзя внимательным взглядом. Второй глаз тот открыл, найдя торчащие из кармана джинсов женские шортики. Хотя тот не издал ни звука, глаза Тайлера так и буравили его, пока он ходил туда-сюда, принимая душ. Резали спину, пока он не закрыл за собой дверь своей спальни.
В следующую ночь ведьма не вышла.
Дом горел огнями, и хоть кто-то должен был заинтересоваться машиной у ворот.
Но никто так и не вышел и утром он с трясущимися руками отъехал от ее дома.
И на следующую ночь он тоже просидел один, все раздумывая, есть ли у ведьмы телефон, и если есть, то как бы ему раздобыть номер, если та снова не вылезет из дома.
Оба командира никак не комментировали его мрачный вид, уже по-хозяйски командуя в его квартире. Тайлера спрашивать о чем-либо, судя по его хитрому лицу, смысла не было. И Тайлер, и Люк, сновали по квартире, явно выжидая чего-то непонятного.
В этот раз ведьма соизволила выйти к его машине. Залезла внутрь и привычно пристегнулась и уткнулась глазами в свои коленки.
А его затрясло от беспокойства и бешенства. От тревоги, возникшей при виде ковыляющей девочки, что слегка морщилась от боли при свете включившихся фар. От злости, что сразу вылезла, как только он углядел ужасный красный след на ее щеке и распухший нос. От вида разбитых костяшек он смог только глухо спросить, царапая ногтями обшивку руля:
— Кто?
Ведьма долго молчала, пока он еще резче не повторил вопрос. Но вместо ответа только отстегнулась и залезла к нему на колени, пряча свое лицо на шее. Она быстро уснула у него на руках, но он терпеливо сидел, крепко сжимая в кольце рук. Проспала довольно долго, у него уже начала затекать задница.
Но сидел, терпеливо ждал. Бесился неимоверно, но ждал.
Тяжелый вздох и ведьма зашевелилась, просыпаясь.
Не стал тянуть кота за хвост, снова спросил, кто это сделал. Но гораздо мягче спросил, пробуя губами горячий лобик.
— Я… я сама виновата, Бен. Я хотела… узнать, каково это — быть обычной.
— И?
— Ты уехал. Я расстроилась. Думала, ты больше не приедешь. Вечером уехала. Думала к тебе поехать, но… побоялась. Думала, ты даже не впустишь. Еще больше расстроилась. А там бар был, недалеко от твоего дома. Я туда зашла. Один угощать выпивкой стал. Я много выпила. Сначала весело было. Даже низ живота после тебя болеть перестал. Потом меня кто-то пригласил потанцевать. Но там танцевать негде было. В какую-то подсобку привели. А там еще шестеро сидели и еще трое в карты играли. Меня, вроде как, за проститутку приняли. Я не сразу поняла. Курточку один порвал, когда трогать себя запретила. Они ничего не успели, Бен! Но я все равно хорошо помылась. Везде помылась, Бен. Если захочешь, я ещё раз помоюсь, Бен.
Кто бы знал, как он был разъярен.
Он был готов сжечь весь город, лишь бы ведьма у него на коленях перестала обжигать его шею своими слезами.
Стиснул ее так, что она аж пискнула, но смолчала. Почти изгрыз ей губки, пока не нашел силы прорычать на выдохе:
— Покажешь место. Сейчас же.
С неимоверным трудом оторвал от себя послушное тельце и махом перебросил на соседнее сиденье.
Даже завести двигатель успел. Он был готов рвать и метать.
Только девочка его тихо прошептала, снова залезая на него, трогая мягким ртом его щеки и недвусмысленно ерзая бедрами:
— Они все мертвы, Бен. Я всех убила.
Прошептала таким мертвым голосом, что ему бы занервничать от ее жестокости и бездушия.
Но он точно был извращенцем.
От ее тона вылезшее вожделение и гордость любые мысли вышибли напрочь. Сам не понял, когда она успела спинку кресла откинуть и его же руки за подголовник завести.
И не понял, когда успела штаны ему расстегнуть.
Очнулся, услышав свой же хрип, когда неимоверно влажная и тесная пещерка осторожно заскользила по всей длине. С полубредовой головой осадил себя, не стал перехватывать процесс. Затуманенная голова лишь выдала мельком пролетевшую мысль, что у его девочки низ живота после него болел. Нельзя в нее врываться и насаживать так, как ему сейчас больше всего хотелось. Он позволил ей самой все делать, лишь цепляясь за подголовник сиденья пальцами. И не стал продолжать движение, когда его богиня во плоти обессиленно упала на него, дыша так прерывисто, что он закутался теплым коконом благодати и нежности.
Так раздетой снова уснула, безмятежно сопя.
Он тоже просто лежал, офигевая от жара ее тела снаружи и раскаленной плоти вокруг него. Лежал, не двигаясь, только гладил ее по всему телу и раз за разом кончал от того, что просто находился внутри. Изо всех сил держался и лежал бревном, но два раза умудрился кончить.