Он первый двинулся к двери. Смысла не было задавать вопросы. Босс, упёртый баран, не захочет — не скажет ничего. Люк кряхтя, как столетний старик, поднялся со своего кресла и пошел следом. Уже в машине начал говорить, иногда поглядывая на него. Он прямо ушами чувствовал эти косые взгляды.
— Папаша Прайм прижал меня к стенке. Но я не все рассказал. Сказал, что ты любопытствовал за его дочку как за нового бойца. Он-то прекрасно знает о возможностях дочурки. Вроде повелся. Хотя по его хитрой роже ничего не понятно. Он… попросил тебя привезти. Познакомиться, так сказать. Не знаю зачем. Я… всегда считал тебя хитрым ублюдком у себя на уме. Но благоразумным и адекватным. Теперь не знаю, что и думать. Только знать бы еще, насколько тебя несет. Поаккуратней с Папашей Праймом. Они там все сейчас на взводе. Наезд на него началом был. Кто-то всерьёз взъелся на Тайлеровских. После Прайма напали на Бозли. Жену с двумя детьми вырезали, а его самого в живых оставили. Пока Тайлер с ребятами разбираются что куда, мы… немного погуляем рядом. На всякий случай. И прошу, не наломай дров.
Пока ехали непонятно куда, он понял, что трусит.
Трусит услышать самое важное на данный момент.
Вернулась его ведьма или как? Если вернулась, где она? Если вернулась, что делать дальше?
Пока ехали, все пытался отвлечься анализом ситуации. Понятно, почему Папаша Прайм занервничал, когда донесли, что копают информацию. Понятно, почему все встали на уши. Если сразу не пресечь, все это грозило перерасти в невероятный ком проблем. С кучей вырезанных людей. Непонятно, как папаша и Тайлер упустили начало этих проблем. О нем-то сразу донесли. Хотя он просто мелкая сошка. Значит, начало сидит гораздо выше. Плохо.
Пиздец как плохо.
Непонятное огромное здание оказалось частной клиникой. Нехилой такой клиникой. С кучей охраны и прочей лабудой с мерами безопасности. Одна из тех, что финансируются его организацией. Ему везло, он еще ни разу в такой не валялся. Если переломанный Прайм здесь, значит, на него наехали левые. Будь причиной проблем Папаши кто сверху из своих же, он бы тут не лежал. Уже на подъезде к этому зданию он на автомате начал отмечать недостатки. Углядел слишком хорошую простреливаемость, как и отсутствие охраны на въезде. Но подвижные на 360 градусов камеры ему понравились. Ни сектора не упустили. Часть перекаченных быков даже не пряталась в густых кустах.
В кустах сидели ребята понезаметнее.
Хорошо хоть, наземная часть госпиталя надежно соединялась с подземной. Уже в здании были общие металлодетекторы, завизжавшие после него. Конечно, будут визжать, все-таки три ствола на теле совсем не булавки. Но Джон только кивнул отлепившимся от стен ребятишкам, и те попросту испарились. Чистенькие коридоры с кучей снующего персонала, что не обращали на них внимания. Привыкшие. Не было суетливого быдла, требующего к себе внимания из-за прыщика на жопе. Тишина какая. Семь этажей вниз и длиннющий пустой коридор с несколькими дверями был несколько нереальным. Будто плыл в воде. Пришлось проморгаться и прикусить слегка зык. Что-то он разволновался.
Знакомство с папой.
Ха-ха три раза.
В одноместной, но довольно большой палате было довольно людно и сумрачно. Трое мужчин окружили койку и тщательно внимали лежавшему на ней негру.
Пиздец.
Папаша Прайм оказался черным.
Не то чтобы он был расистом, как бы и сам порождение француза и дичайшей помеси пуэрториканки и норвежца. Но ведьма его была как сливочная зефиринка. Бледная как поганка.
От бинтов и гипсовых сооружений Папаша Прайм казался иссиня-черным. Да еще и с голубыми глазами, что уставились на него с непонятной ненавистью. Правда, прожигающая бездна сразу исчезла, оставив легкий интерес.
Значит, Прайм бесился не на него.
Люк с кивком общего приветствия подошел в кровати. Представлять его Прайму не стал. Посчитал ненужным, он и остался у входа.
И хотя босс ему ничего так и не сказал, он увидел ее сразу.
Сидевшая в кресле в самом темном углу зашторенной комнаты, она смотрела в пол и опять уплывала из-под взгляда. Только дернулась, как в прошлый раз, когда он неприкрыто уставился. А поднявшиеся на него осмысленные глаза намертво отпечатались на его сетчатке. Под футболкой что-то невнятное заскреблось, когда увидел еще не сошедшие синяки на скулах и трещинки на пересохших губах. От небольшой проплешинки на виске явно вырванных волос стало неимоверно душно в собственной коже и жутко от своего же гнева, лавиной снесшего на своем пути все разумное.
Он, ни секунды не раздумывая, сделал шаг, не имея ни мысли в голове.
Легкая трещина рта в виде улыбки остановила, как молотом ударив по мозгу.
Он захотел вытереть невыплаканные слезы, застрявшие в уголках глаз. Чтоб глаза тоже улыбались. Захотелось разгромить все стены, схватить ее за плечи, вытрясти из нее все плохое. Краем разума понимал, что наверняка все повинные в ее ранках, синяках и ссадинах уже мертвы. Но захотелось стать некромантом, чтобы поднять их трупы и с особой жестокостью разорвать на мелкие кусочки.
Он с трудом мигнул, и чуть сам не отшатнулся.