Не то время, не те люди (СИ)

Она уже стояла рядом, и ноздри постоянно двигались, словно она внюхивалась в него.

Он так и не понял, когда именно ее тоненькое запястье оказалось в его лапе.

Легла в кисть сама, как в так и не начавшемся танце, как в жесте приветствия. В тусклом свете настенных ламп она больше не текла убегающей водой. Стояла твердо перед глазами. И даже казалась обычной нормальной девчонкой. Кожа ее лапки была совсем мяконькая, бархатная такая, что он едва сдержался чтоб ногтем не ткнуть, ощутить. Чуть надави ногтем, прорвется, все ниточки мышц навыпуск. Но едва он погладил кожу большим пальцем, ее рот искривился.

Будто он кислотой на нее полил.

Вырванную руку даже не пытался удержать. В злом оскале виднелись два ряда мелких остреньких зубов, которые захотелось увидеть окровавленными от его прикушенных пальцев. Оскал исчез также быстро, как и появился, глазенки остекленели. Деревянной куклой обогнула его по большой дуге и исчезла за дверью, вырвав по пути кусок его здравомыслия.

Но ему стало намного легче дышать, едва она ушла.

Настолько она забрала его внимание себе, что он позабыл, что нужно дышать. Как будто всем своим весом встала ему на кадык, и давила, мешая жить. А тут сошла с пьедестала, и смылась. По его коже побежали мурашки от осознания, как же стало легче дышать.

В уши ворвались тихие голоса присутствующих. Гости у койки продолжали что-то рассказывать, так и не поняв, что у них за спинами было некое событие. Почти таинство.

Таинство первого прикосновения.

Лишь Люк со сжатыми губами смотрел прямо на него, когда он соизволил к ним повернуться. Не стал заморачиваться, просто сел в кресло, где она до этого сидела. И также уставился в пол, как она до этого.

И поэтому не видел, как косился на него Папаша Прайм.

Пустая голова звенела. Он не знал, сколько тупил в пол, пока не понял, что его окликают. По кислому виду Люка сразу стало ясно, что звали его не раз и не два. Гости уже ушли, в палате остались только переломанный Прайм со странным выражением лица, он да босс. Покидать уютного кресла не хотелось, но пришлось подойти к кровати. Приятный даже для него голос Папаши никак не вязался с его льдинами в глазах.

— Привет-привет, Бен. Я, как ты уже понял наверно, Финнеган Прайм Ричардс. Можешь звать меня Папаша Прайм. Прости, что не протягиваю руки. Ну, сам понимаешь. Ха-ха. И прости, что заставил Люка оторвать тебя от твоих дел. Просто захотел познакомиться с тобой. Не подумай плохо, но мы тут немного на взводе. Плохие дела творятся, а тут и ты со своими интересами. Я это, заставил ребятишек бабки твои собрать, чтоб тебе вернули. Люк рассказал, зачем ты информацию вынюхивал. Зачем тебе так тратиться, если можно спросить прямо у меня. Ха-ха-ха. Сразу скажу, если дочка захочет сменить специализацию, то и я буду не против. Но я что-то сомневаюсь. Не любит она людей. Ха-ха. А кто сейчас любит. Да и Люк, насколько знаю, не сильно будет сопротивляться, если моя Риппи в его команду влезет. А, премудрый Люк?

Командир лишь фыркнул.

Только вот глаза Прайма ни разу не смеялись, несмотря на каркающий смех. От них прям запредельной осторожностью несло. Беспокоился. Настоящий папаша. И ответить-то было нечего. Не говорить же теперь, что совсем другие виды он имеет на его дочку. И ведь встанет со всем своим гипсом, чтоб шею свернуть ему. И разрешил ему вопросы задавать. Если бы знал, что у него в голове творится, хрен бы он получил разрешение спрашивать хоть что-то.

Разрешение вздернуться бы получил.

Так что лучше молча подождать.

— А ты, я смотрю, не очень любитель разговаривать. Или просто плохо воспитан, молодой человек.

— Прайм, он просто…

Ого.

Вот это да! Вот это поворот.

Папаша одним взглядом Люка заткнул.

А босс-то и закрыл рот сразу. Уважает так? Или у Прайма влияние настолько большое? Но сам Прайм и границы знает. Не стал при нем выговаривать Люку, мол, я не с тобой говорю и не тебя спрашивал. Умный. И не совсем старик, как показалось. Лет пятьдесят от силы. Сильно старше. Мутно все как.

И почти плевать.

Если придется, переступит через всех. И Люка в расход, и папашу Финна Прайма. И Тайлера. Всех.

Он готов и на это.

— Вот что, приятель. Как на духу скажу, ты мне не очень-то и нравишься. Я думал, что привык каменным рожам, но ты непробиваемый какой-то. Никак не пойму, что у тебя на уме. И смотришь на меня, как на мертвеца, хоть бы мигнул разок. Нутром чую, что-то не так. Но когда пойму, дружок, берегись.

Зачем так растягивать слова. А ну да. С перебитым горлом трудновато говорить.

Уж он-то знает.

— Никаких… кхм… плохих намерений.

Как будто и его горло исковеркано. Люк даже поморщился. Но еще и скривился от фальшивого энтузиазма Папаши Прайма.

— Эй, Люк, гляди-ка. А твой истукан разговаривать умеет. Ты погляди-ка. Снизошел рот раскрыть. Не обижайся, дружок. Если Люк тебя терпит и доверяет, значит, есть за что. А как так вышло, что его я знаю сто лет, а про тебя не слышал ни разу, потом разберемся.

— Не высовываюсь.

Прайм аж сверкнул на него своими льдинками. Хотя зачем так удивляться правде? И ни разу не намек это был.