Только не дал своей женщине обернуться на нее, придавив слегка ее голову своей рукой. На протянутую вторую ладонь Тайлера легла записка. «папа». В ту же ладонь легли ключи от дома.
— Риппи. А тебе? Нужна помощь?
Осталось только покачать головой на его шепот. Они оба знали, что в случае чего, она свяжется и попросит. Вслух говорить нельзя было, иначе бы разбудила его женщину.
Но разбудила телефонная трель. Финли обзванивала всех. Пришлось исчезнуть раньше, чем услышала недовольство разбуженной женщины. Без разведки, без данных было очень опасно соваться.
Но чуйка молчала. Или что там вместо нее. Значит, пока что все шло хорошо.
На первом же адресе нашлись еще семь исполнителей. Шестерых из них смогла передавить по одному. Даже без травм. Один довольно умело сопротивлялся, не удивляясь возникшей на пути невнятной женской фигуре.
Но у нее были ясные дни и ночи. Шансов у противника не было.
Этот наемник не стал ломать комедии, быстро выложил нужное. Так же быстро и умер.
Было еще три адреса и три имени. К старым трем адресам и двум именам. Второй адрес был пуст. И еще один.
На четвертом доме начались проблемы.
Суетливые бойцы даже не скрывались. Готовились. В не зашторенных окнах все было прекрасно видно. Один из двух друзей сработал на отлично.
На пятом адресе проблемы были похуже. Уже предупрежденные кем-то наемники были наготове. Силы резко кончились. Да и средь бела дня работать было плохо. Даже троих из восьми не убрала.
Только подставилась сильно.
Но дури хватило, чтоб утащить с собой волоком в свою машину одного. Салон испачкался от ее и его крови. Пока ехали, угрюмый мужчина, чуя свою скорую смерть, говорил. Очень много говорил, больше бредил. Но много нужного рассказал.
От понимания, что она не спит уже пять суток, стало весело. И есть хотелось. Умерший наемник остался мешком на переднем сиденье. Она же с трудом, но переползла назад. На шестой адрес нужно было лететь в другую часть страны. А сил не было даже завести двигатель и поехать домой. Надо было отлежаться и ехать домой. За помощью.
Дальше одна не справится.
Ей хватило еще пять дней бреда и липкой завонявшей крови на сиденьях и под руками. Быстро пролетевших дней и ночей, в течении которых ей снились все, кого она убила за эти годы. Только лиц не было, так… руки-ноги, смазанные черты. И глаза чужака, что так легко держал на ней взгляд. Именно эти глаза все время выпихивали из уютной тишины и покоя. Именно из-за этих висящих глаз она все время выпадала из подвешенной над пропастью люльки полусознания. Голос этого чужака все время требовал ему спеть своим страшным и мелодичным низким хрипом.
Через пять дней ее запорошенную пылью машину заметили. В тот же день на пустыре появились затянутые в темное тонкие ребята с оружием наперевес, с четырех сторон окружая разыскиваемую целых десять дней машину. Тачку, что только по воле случая узнали по номерам шатающиеся по глухим местам бомжи. Номерам, цифры которых трубили на все лады по всем районам всех прослоек. Побитый жизнью старичок получил огромную даже для обычного человека сумму за свою находку. Тонкие фигуры даже и не думали париться о судьбе этого бомжа. Им было пофигу, как он распорядится своими деньгами и жизнью.
Через пять слипшихся друг с другом дней она смогла сфокусировать взгляд на Роззи, что аккуратно приложила к ее губам бутылочку с водой. Рядом копошился Марти, старательно дышащиц мелкими глотками.
Ну да, воняло неимоверно.
Следующим взглядом уже нащупала белые стены. А еще через сутки и сама встала и выдернула надоевшие трубки. Потому что надоело лежать.
Собственное тело подводило. Впрочем, оно и до этого жило само по себе. Ноги тряслись, как у младенцев и живот с лицом жутко назойливо чесались от заживающих ссадин и порезов. Про руки даже не хотелось думать.
Ее быстро отловили прямо на выходе из палаты, но тратить время на споры и уговоры никто не стал. Она не совсем поняла, кто именно подхватил ее под плечи и потащил в другую от палаты сторону. Благо, на руки брать не стали, знали, что не любит этого. Помогли улечься на кушетку, что споро поставили около другой кровати. А с кровати на нее смотрели полные боли и укоризны голубые глаза.
Папа был недоволен.
Так и молчали, пока не уснула. Все-таки унесли ее на руках обратно в ее палату. Потому что следующее утро встретила уже на своей койке. Рядом очень уж мерзко пахло бульоном, но знала, если не запихнет в себя это, папа будет в гневе. Трубок не было, ничего не пищало. Только столик с чашками. Не так все и плохо значит, если больше не беспокоятся за жизнь.
На выходе сидел Тайлер. По лицу прямо видно было, что едва сдерживается. Она бы тоже бесилась, если посреди ночи кто явился и чуть не разбудил безобидную женщину. Пришлось остановиться рядом и смиренно ждать заслуженной затрещины.
Тайлер сдержался. Просто молча развернулся и пошел.
Пришлось идти следом.