Не только апельсины

– Я должна отправить тебя в школу.

Я пулей улетела в уборную и села на руки. Наконец-то, Рассадник!

Книга Исход

– Почему ты меня туда посылаешь? – спросила я накануне вечером.

– Потому что, если ты не пойдешь, меня посадят в тюрьму. – Она взяла нож. – Сколько тебе бутербродов?

– Два. А с чем они будут?

– С говяжьей тушенкой, и скажи спасибо.

– Но если тебя посадят в тюрьму, то потом снова выпустят. Святого Павла вечно сажали в тюрьму.

– Я это знаю. – Она решительно разрезала хлеб – показался малюсенький плевочек подливы от тушенки. – А Те, Кто По Соседству, нет. Ешь и молчи.

Она толкнула ко мне тарелку. Выглядело как сущая гадость.

– А почему мне нельзя чипсов?

– Потому что у меня нет времени жарить чипсы. Мне надо попарить ноги и погладить тебе жилетку, притом что я еще даже не притронулась к запросам на молитву. А кроме того, картошки нет.

Я пошла в гостиную в поисках, чем бы заняться. На кухне мама включила радио.

– А сейчас, – произнес голос, – программа о семейной жизни слизней.

Мама взвизгнула.

– Ты это слышала? – спросила она и просунула голову из дверей на кухню. – Семейная жизнь слизней! Это богомерзко! Как если бы они сказали, что мы происходим от обезьян.

Я задумалась. Сырым промозглым вечером среды мистер и миссис Слизень возвращаются домой. Мистер Слизень тихонько дремлет, миссис Слизень читает книгу про воспитание трудных детей. «Я так беспокоюсь, доктор. Он такой тихий, забился в свою скорлупу».

– Нет, мам, – ответила я, – все совсем не так.

Но она не слушала. Она вернулась на кухню, и до меня доносилось ее бормотание, пока она крутила ручку и настраивалась на «Всемирную службу». Я пошла к ней.

– Дьявол в миру, но не в доме сем, – произнесла она и устремила взгляд на изображение Христа, висящее над духовкой.

Это была акварель девять на девять, которую написал для мамы пастор Спрэтт перед тем, как покинуть свой евангелизационный поход во славу Господа ради Уигана и Африки. Картинка называлась «Господь кормит птиц», и мама повесила ее над духовкой, поскольку большую часть времени проводила у плиты, готовя всякое для паствы. Картинка чуть-чуть обтрепалась, к ноге Господа прилип кусочек желтка, но мы не стали его счищать из страха, что соскребем его вместе с краской.

– С меня хватит, – сказала она. – Уходи.

И она снова закрыла дверь на кухню и выключила радио. Я слышала, как она напевает «Хвалы Тебе возносятся».

«Ну вот и все», – подумала я.

Так оно и было.

На следующее утро царила суматоха. Мама вытащила меня из кровати, крича, что уже половина восьмого, что она глаз не сомкнула и что папа ушел на работу, не прихватив с собой обед. Она вылила в раковину чайник кипятка.

– Почему ты не ложилась? – спросила я.

– Какой смысл, если через три часа вставать вместе с тобой?

– Но ты могла бы лечь пораньше, – подсказала я, сражаясь с пижамой.

Пижаму мне сшила одна старая женщина, но отверстие для горловины сделала того же размера, что и для рук, поэтому у меня вечно саднили уши. Когда у меня воспалились аденоиды и я на три месяца оглохла, этого тоже никто не заметил.

Как-то ночью я лежала в кровати, думая о славе Господней, как вдруг сообразила, что все кругом стало слишком уж тихим. Я, как обычно, посещала церковь, пела громко – тоже как обычно, – но мне уже некоторое время казалось, будто я одна издаю какие-либо звуки. Я решила, что у меня «состояние молитвенного экстаза» – вполне обычное явление в нашей церкви. Позднее я обнаружила, что мама предположила то же самое. Когда Мэй спросила, почему я никому не отвечаю, моя мама ответила: «Это Бог».

– Что Бог? – растерянно переспросила Мэй.

– Его пути неисповедимы, – заявила моя мать и занялась чем-то еще.

И так – неведомо для меня – в нашей церкви распространилась весть, что я в молитвенном экстазе и что никто не должен со мной заговаривать.

– Как, по-твоему, почему это случилось? – поинтересовалась миссис Уайт.

– Ничего удивительного, ей семь лет, сама знаешь. – Мэй для пущего эффекта помедлила. – Это священное число, странные вещи случаются с семерками, взять хотя бы Элси Норрис.

Элси Норрис (или Глаголющая Элси, как ее называли) была большим подспорьем для нашей церкви. Всякий раз, когда пастор просил привести пример милости Господа, Элси вскакивала и кричала: «Послушайте, что Бог сделал для меня на этой неделе».

Ей нужны были яйца, и Бог их послал.

У нее были колики, и Бог их унял.

Она всегда молилась по два часа в день: в семь утра и в семь вечера.

В качестве хобби она выбрала нумерологию и не приступала к чтению Писания, не бросив кости, которые указали бы ей, с чего начать. «Одна костяшка для главы, другая – для стиха» – таков был ее девиз.

Однажды кто-то спросил ее, как она поступает с теми книгами Библии, в которых больше шести глав.

«У меня свои пути, – чопорно ответила она, – у Господа – свои».