Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла

— Дамы и господа, — официально начал он, — я понимаю: то, что я сейчас собираюсь сделать, очень необычно. Но, как вам известно, полиция и коронер отчаялись разгадать эту ужасную тайну и попросили меня прояснить хоть некоторые вопросы. Прежде всего я бы хотел отметить, что расследование подобного преступления ничем, кроме предмета, не отличается от разыскания научной истины. Раскрыть тайны человека — все равно что раскрыть тайны природы. И в том и в другом случае требуется детективное расследование. Методы, применяемые для раскрытия преступления, сродни методам обнаружения научной истины, — по крайней мере, так должно быть. В деле, подобном этому, два этапа. Сначала следует связать воедино косвенные улики, а потом найти мотив. Все это время я собирал улики. Но ограничиться фактами и не учесть мотивов было бы ошибкой. Так нам бы не удалось ничего доказать и никого наказать. Иными словами, косвенные улики должны привести к подозреваемому; если он и есть преступник, то все кусочки головоломки встанут на свои места. Я надеюсь, что каждый из вас окажет содействие следствию в раскрытии тайны этого печального происшествия.

Напряжение не ослабло даже тогда, когда Кеннеди замолчал и принялся возиться с небольшой мишенью, устанавливая ее на конце стола. Мы словно сидели на пороховой бочке, которая могла в любой момент взорваться. Я был крайне напряжен и потому не сразу заметил, что мишень сделана из материала, напоминающего воск.

Держа в правой руке пистолет тридцать второго калибра и целясь в мишень, Кеннеди взял со стола большой кусок грубого сукна, поднес его к дулу и выстрелил. Пуля прорвала ткань, просвистела в воздухе и вонзилась в мишень. Он извлек ее ножом.

— Думаю, сам инспектор не знает, что обычная свинцовая пуля, проходя через тканую материю, сохраняет отпечаток плетения этой ткани, иногда четкий, иногда слабый.

Тут Кеннеди взял кусочек тонкого батиста и выстрелил через него.

— Как я уже сказал, на каждой свинцовой пуле, прошедшей через такую ткань, остается отпечаток нитей, даже если она входит глубоко в тело. Узор стирается частично или полностью, когда пуля сплющивается от удара о кость или какой-либо твердый предмет. Даже если, как в данном случае, часть пули сплющивается, на оставшейся половине может быть виден след от ткани. Если основа сплетена из крупных волокон, например как у вельвета или, в моем случае, у грубого сукна, рисунок четко просматривается на пуле, но даже тонкий батист, в котором на дюйм приходится сто нитей, оставит свой след. Даже пройдя через несколько слоев одежды — пальто, рубашку и белье, — пуля сохранит отпечаток каждого из них, но к нашему делу это не относится. У меня в руках кусочек чесучи, вырезанный из женского автомобильного пальто. Я стреляю через него — вот так. Теперь я сравниваю эту пулю с другими и с той, что была извлечена из шеи мистера Паркера. И что я вижу? Следы на роковой пуле абсолютно совпадают со следами на пуле, прошедшей сквозь чесучовое пальто.

Сделав это поразительное открытие, Кеннеди уже через секунду перешел к следующему:

— Я бы хотел провести еще один эксперимент. В нашем деле фигурирует некая записка. Мистер Паркер читал или перечитывал ее в тот момент, когда его застрелили. Мне не удалось раздобыть эту записку — по крайней мере, в таком виде, который позволил бы выяснить ее содержание. Но в одной из корзин для мусора я нашел комочек мокрой бумаги. Ее изрезали, намочили, возможно — пожевали; может быть, ее держали под водой: в комнате была раковина. Чернила потекли, и текст не прочитывался. Все было так необычно, что я тотчас подумал: наверное, это и есть та записка. При иных обстоятельствах такой комок бумаги нельзя было бы использовать в качестве улики. Но в наше время для науки нет ничего бесполезного.

Исследовав ее под микроскопом, я обнаружил, что это редкая льняная бумага для облигаций. Я сделал множество микроснимков волокон этой бумаги. Они все одинаковые. У меня также имеется около сотни микроснимков волокон бумаги других типов, в том числе бумаги для облигаций. Я давно занимаюсь данным вопросом. Как видите, эти волокна не похожи на те, что есть у нас, следовательно, наша бумага — редкого качества. Через агента полиции я получил образцы почтовой бумаги, принадлежащей всем, кто как-то связан с этим делом. Вот снимки волокон. Среди всех образцов только один совпадает с тем, что я нашел в корзине для мусора. Если кто-то сомневается в надежности этого метода, я могу сослаться на один случай. В Германии арестовали человека по обвинению в краже государственной облигации. Сначала его не стали обыскивать. Не было никаких доказательств, кроме множества бумажных шариков, найденных в тюремном дворе под окном его камеры. Тогда состав шариков сравнили с волокнами облигаций. На этом основании человек был осужден за кражу. Полагаю, нет необходимости объяснять, что в данном случае мы точно знаем, кто…

В этот момент напряжение достигло предела. Мисс Ланеж, сидевшая рядом со мной, не выдержала. Она подалась вперед и, словно помимо своей воли, хрипло прошептала: