Веселый, похожий на зайца Саня Никольский. Этот пробился! Выучился. Примерно одинаковой со мною одаренности или отсутствием таковой, равнялся со мною Володя Любящев. Рисовали – то мы одинаково плохо. Но он был одержим! Пер и пер с крестьянским упорством. И окончил училище, и стал художником… Однако, счастья это ему не принесло. Хотя, что такое счастье? Разве заниматься любимым делом не счастье?
Но самый интересный – Толя Милютин. Сутуловатый, с огромным, будто из овчины, кудрявым чубом, завесившим правый глаз. Настоящим городской мальчишка: храбрый, веселый, остроумный и задиристый. Настоящим мальчишкой из подворотни! Такой питерский Гаврош! Во всем: в манере ходить, держать руки в карманах, плеваться – Лиговка. Хотя жил он на Пушкинской. Вообще-то, рядом. Тем более , что Ли говка это не только Лиговский проспект , это район и даже социальное понятие. Он пел! Память у него была сказочная! Вот тогда –то и настал для меня период «Юнги Биля», «Девушки из маленькой таверны», «Пирата Гарри»… Он пел весь утесовский репертуар, который надо сказать, в пятидесятые-шестидесятые, был известен не во всей полноте. К этому времени Утесов стал академичен и благообразен. А начинался он с блатных песен, с одесского кичмана, откуда бежали два уркана… с «Ой, лимоны, вы мои, лимончики…» и «Гоп со смыком»…
Все это Толя Милютин «исполнял». Мы выходили из «художки», и я провожал его до Пушкинской, потом он меня до Московского вокзала. На нашей ржевской окраине моя бабушка, высовывалась в форточку и ждала меня часами, роняя с четвертого этажа очки в сугроб у дома. Мама пила валерьянку. Но я не мог прекратить эти провожания. Синдром дудочника из Гаммеля! Толя был артистичен. Он пел-декламировал! Время от времени останавливался и бил чечетку. Удивительное время! Прохожие останавливались и даже аплодировали. Не думаю, что сегодня возможны такие прогулки.
Дома я засыпал, едва дотронувшись щекой подушки, и во сне мне слышался стук каблуков, выбивающих степ. Меня будила «Пионерская зорька». Мои свестники, собранные в многосотенные детские хоры, пели песни профессиональных композиторов, рекомендованных Наркомпросом и разрешенных Горлитом. Были среди них попадались и замечательные, скажем, «Школьный вальс», но основную массу того, что «висело на ушах» составляли такие опусы из октябрятско – пионерской официальной действительности, что ни мелодии, ни слов запомнить невозможно. Эта музыка воспринималась как шум воды в унитазе. И пока я бежал в школу, то в голове у меня вместо формул проигрывались строчки, которые я слышал вечером от Толи Милютина. Естественно, на ближайшей перемене, или – вдруг такое счастье – училка заболеет – я становился героем момента. Я становился Толей Милютиным! Я пел и плясал для всего класса.
Вокруг меня «выкристаллизовалась стойкая когорта» почитателей. Они сидели с тетрадками – записывали слова. Тут была и «помятая серая юбка», и «было все в притоне Сан-Франциско»…На пионерских сборах грохотали барабаны, меня, по старой памяти обязывали петь и я горланил со сцены:
« Пусть я моложе, ну так что же!
Быстро дни пролетят!
И в комсомоле буду я тоже.
Буду как старший брат!»
Директриса прочувствованно аплодировала. Если бы она знала, что через пятнадцать минут после сбора, я буду петь-диктовать одноклассникам, как «вонзились в тело Гарри загнутые пиратские ножи!»
Вся эта флибустьерская романтика была реакцией на суконную казенщину бытия. Из этого же источника и Стивенсон, и Александр Грин… и «юнга Билл».
А этих шедевров кто автор? Кто породил на свет бесчисленных суровых капитанов и ковбоев? Один отыскался в повести Виктора Конецкого «Третий лишний».
Прозу этого замечательного писателя я обожаю! Я прекрасно помню его, сидящего в ресторане дома писателей, его узкие поджатые губы, даже морской китель, его интеллигентную манеру говорить, и слухи о том, как он не выносит халтуры и вранья, особенно в описаниях всего, что связано с морем. Он был старше. Он был знаменит. Потому я с ним и не познакомился. А почему это обязательно нужно со всеми знакомиться? Ну, с чем мне к нему подходить?! На знакомство нужно иметь право. С какой это стати он бы стал со мной разговаривать – время терять. Хотя жалею, и слишком поздно я узнал, что он, как и я, любил пение под гитару и хорошие стихи. Стало быть, тема для общения имелась, … Но прожитое, как пролитое – назад не воротишь…
«Девятнадцатого сентября 1977 года я получил письмо;
"…морская песня "Жанетта" это литературная мистификация. Писалась она в -1939/40 учебном году на уроках. Её автор ~ девятиклассник Павел Гандельман, ныне подполковник в отставке, Собственно, он и я уговорились писать по куплету. Начал он, потом три строчки сочинил я, и вдруг Павла прорвало – он начал строчить даже на переменках…
Выбрали мотив популярной в те годы песенки "Моя красавица всем очень нравиться походкой нежною как у слона…"
На тех уроках литературы проходили "Кому на Руси жить хорошо", в песню попало заимствование :".. здесь души сильные, любвеобильные"..