Сто седьмой оказался сортом хлопка. Его внедряли здесь советские специалисты еще в 1958 году. Хлопок — и сто седьмой, и другие сорта — выдержал испытание, показал себя неплохо в условиях Бирмы. Его начали сеять на семенных участках фермы и распределять по разным районам страны. И вот теперь он неприхотливостью, урожайностью, хорошим волокном зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. И растет — Питер показал нам схему распространения — в Яметине и Магве, под Мандалаем и Минчжаном. Только на ферме его называют сто седьмым, советским хлопком. Для крестьян это просто хлопок, бирманский хлопок. Он стал вполне своим. Наверно, и мы его видели, когда проезжали хлопковые поля. Механик и лаборанты называли имя советского хлопковода, но произносил его каждый по-своему. Так мы и не узнали, как же фамилия человека, который — сделал свое дело, работает сейчас в Москве или Ташкенте, или еще где-нибудь и, может, даже не знает, как много крестьян в Бирме выращивают хлопок советских сортов, пользуются плодами его труда.
Когда мы вернулись в Рангун, можно было бы навести справки, поднять старые дела и найти фамилию. Но я не стал этого делать. Не из лени. Если ему попадутся на глаза эти строчки, надеюсь, он меня поймет.
Дорога стала заметно подниматься. Когда еще через полчаса мы остановились в деревне, пришлось сменить воду в машине.
Горы были похожи на Карпаты или предгорья Кавказа. Дорога вертелась по крутым лесистым склонам, а по обрубленным пластам песчаника сочилась вода. Лес с каждым километром становился зеленее, но рыжие термитники говорили о том, что мы не дома. Да громадные веники бамбука, да банановые плантации у деревень. Река, которая текла навстречу по ущелью, голубела на глазах, и камни в ее русле становились крупнее, она уже шумела, как и положено горной речке. По песчаной косе к воде шли три слона. Шли медленно, и было сразу видно, что это рабочие слоны, сознательные. На бивнях деревянные чехлы с железными накладками — чтобы удобнее ворочать бревна и не повредить кость. Седло, как маленькая платформа. Две платформы были пустыми, на третьей сидел погонщик. Я бросился было к ним с фотоаппаратом, но запутался в лианах на склоне и пришлось вернуться на дорогу. Слоны не обратили на нас внимания. Они умели дорожить перерывом. Они шли пить.
В Бирме около шести тысяч слонов. Большинство из них — слоны рабочие, прирученные. Дикие слоны живут в непроходимых лесах Тенассерима и в невысоких горах на востоке страны. И то, что слон — не роскошь и не зоологическая редкость, а рабочая скотина, лишает его всякой экзотики. Правда, он благородная рабочая скотина. Он делает то, чего ни одно животное не может, он делает больше, чем может сделать трактор, и незаменим в горах, как вол или буйвол в долине.
Чем здесь заменишь слона? Тиковые деревья растут в горных лесах, на крутых склонах. И добро бы они росли лесами, рощами, пет — каждый гигант стоит сам по себе. Часто метрах в ста один от другого. И только слон может пробраться к сваленному дереву, вытащить его к воде или к дороге, порой за много километров.
В королевские времена слоны выполняли более широкие обязанности. Вплоть до английского завоевания слоновая кавалерия была отдельным родом войск, слоны участвовали также в различных праздниках и церемониях. И король не мог считать себя настоящим королем, если у него не было белого слона. В Пагане, как рассказывают хроники, один король не имел белого слона, символа королевской власти. Все три или четыре года своего царствования он провел в лесах, охотясь за белым слоном. На четвертый год его свергли с престола. А может, не захотели узнать, когда он вернулся из очередной неудачной экспедиции. Те же хроники уверяют, что долгие войны между Таиландом и Бирмой велись из-за белых слонов, — у таиландского короля их было много, а у короля бирманского не хватало.
Теперь же слоны только работают. Когда недавно в Бирме поймали белого слона, долго не знали, что с ним делать. И отдали в зоопарк, где уже есть белая ворона. Слон живет в зоопарке и, наверное, жалеет, что поздно родился. Видел я его там. Он совсем не белый. Это слон-альбинос. Он розовый. С красными, как у кролика, глазами. Одна старушка в вишневой одежде (из монастыря) долго стояла около слона и шептала. Наверное, молилась. Может, она помнит белого слона короля Миндона. Над тем слоном носили золотой зонт, и никто не смел привязать его цепью посреди зоопарка.
А дорога поднимается все выше. Она перебежала на другую сторону ущелья, взобралась на хребет, открыла нам великолепную панораму — зеленую, голубую, серебряную — все это цепи гор, и самые высокие на севере, в Качинском государстве, входят уже в Гималайскую систему. Мы обгоняли автобусы — старые, перегруженные, но неизменно ярко раскрашенные. Встретили охотника с двумя убитыми дикобразами. Напились из прозрачного ручья. Воздух стал таким, что мы дышали изо всех сил и не могли надышаться. Пахло весной, свежим лесом и даже земляникой.