— Мать? Отец? — понимаю, что, даже найдя того, кто сможет помочь, добиться, чтобы отпустили несовершеннолетнюю девчонку, без официального представителя будет сложнее.
— Папа занят и отключил телефон, даже не выслушав, — цедит она сквозь зубы, с трудом сдерживая обиду. — Мама почему-то не берет, но она должна, она никогда не игнорирует наши звонки.
— Какое отделение? — уточняю я, отдавая себе отчет в том, что благородные порывы, хочешь не хочешь, а нужно подкреплять реальными действиями.
Она передает телефон следователю, и мне первый раз везет за этот в прямом смысле херовый день.
Отключаюсь, набираю номер одного из бывших сослуживцев, получаю персональное приглашение и заверение, что к моему приезду он будет располагать полной информацией и сделает все от него зависящее, чтобы помочь мне с моей проблемой.
С моей… бл..ть.
И все же черная полоса, по которой я двигался весь день, сереет и даже начинает напоминать всего лишь застиранный белый.
Лариса Красина, пятнадцать лет, школьница. Гимназия не из последних. Отец и мать в разводе почти пять лет. У отца другая семья. Мать работает, обеспечивая детям в общем-то сносное существование. Образ девочки-мученицы слетает полностью.
Вспоминаю себя, когда в одиннадцать мать все-таки решилась бросить отца-садиста, и это было таким чудом, что я помогал ей в любой дополнительной работе, за которую она бралась, чтобы встать на ноги и поднять меня. Да, у меня была мощная мотивация. Здесь ее явно не хватает.
Даю свои показания, подкрепляю их фотографией паспорта Григория. Удачно.
Страх в глазах Ларисы исчезает окончательно, и я вижу ее нетерпение побыстрее заполучить свой девайс обратно и, конечно же, поделиться сногсшибательной новостью со всем виртуальным миром.
Слишком быстро и легко. Никакого урока.
— Миш, — обращаюсь я к другу, в кабинете которого мы находимся, ожидая мать Ларисы, которая вышла на связь и уже должна скоро появиться. — А ты не мог бы устроить ей экскурсию пожестче? — прошу я, склонившись к его уху. — Чтобы до нее дошло, как все могло обернуться, не сложись оно так удачно.
Грубо? Да. Зато действенно. И в ее ситуации, когда тыл фактически не прикрыт, более чем полезно. В следующий раз десять раз подумает, связываться ли с кем-то, подобным Гришке.
Михаил ухмыляется, кивает в знак согласия, приподнимается, предлагая Ларисе прогуляться по отделению. Та с интересом соглашается. Да, теперь она уже по другую сторону и любопытство зашкаливает. Бросаю взгляд в окно на окончательно спустившиеся на город сумерки.
Стук. Дверь открывается.
— Добрый вечер, я… Лариса! С тобой все в порядке?
Я брежу? Слуховые галлюцинации?
Всем корпусом разворачиваюсь на голос…
Сола?..
Надя.
Мать Ларисы?..
На долю секунды я глохну, полностью полагаясь на зрение.
Еще меньше… тоньше. С бледным встревоженным лицом и огромными, наполненными отчаянием глазами.
Другая Сола… Нет, моя Надя.
Она, как сумасшедшая, касается дочери, проводя первичный осмотр. Я видел такое слишком часто, чтобы с легкостью отличить наигранную заботу и беспокойство от настоящего.
— Мам, ну хватит, со мной все в порядке, — пытается отбрыкаться Лариса. — Александр Денисович приехал и помог со всем разобраться.
Надя, все еще не отпуская плечи дочери, следит за поворотом ее головы, и наши взгляды встречаются.
Момент узнавания, расширившиеся зрачки, и она мгновенно опускает глаза в пол.
— Спасибо, Александр Денисович, — произносит куда-то в сторону. — Мы свободны? — это уже Мише.
Ну уж нет! Не теперь!
— Михаил Антонович, я объясню Надежде Павловне детали, а у вас с Ларисой еще одно дело.
Лицо Миши вытягивается, но, к его чести, он не пытается выяснять, что к чему, и, просто кивнув, проходит к двери.
— Мама ни в чем не виновата, — вдруг загораживает Надю Лариса, — она не знала про моих новых друзей.
Я что, реально выгляжу, как человек, способный отчитывать женщину, и так находящуюся на грани нервного срыва?
— Я расскажу подробности. Все, — заверяю я Ларису, так и не сумев поймать взгляд Надежды.
Она соглашается, и мы остаемся одни.
Шаг. Я рядом.
— Здравствуй, Надя, — смотрю на нее сверху вниз, и когда она поднимает свои невероятно глубокие карие глаза, мои тормоза начинают дымиться, а ее «здравствуй, Саша» срывает их окончательно.
Александр
Ни в одном из ее действий нет ни намека, что она хочет сбежать, но какой-то звериный инстинкт толкает на превентивные меры. Оттесняю ее к стене, блокируя даже саму мысль о побеге.
Отступает, покорно подчиняясь. Это не испуг, не вынужденное смирение загнанной в ловушку дичи и готовность принять любой исход.
В ее глазах искрится собственное имя и что-то еще, настолько притягательное и светлое, действующее, как идеальный растворитель всех моих тревог и сомнений. Хочется растянуть этот миг до бесконечности, но меня просто не хватает.
Утыкаюсь в ее шею носом, как хренов оборотень, втягиваю запах и… узнаю его. Нежный аромат роз, как там… в нашу первую и единственную встречу. Она естественнее… проще… ближе.
Как будто с лица стерто все лишнее, искажающее, меняющее.