Не твой день для смерти

Клим поднял грубый воротник и зашагал быстрее. Он шел почти час, но заборы – высокие, кирпичные, глухие – передавали эстафету один другому. За ними притаился реликтовый лес гигантских котельных труб, высоких и толстых, как колонны карнакского храма. Наружные стены цехов обвивали металлические щупальца больших и малых труб и трубочек, урчащих и гудевших время от времени. Все это еще утром так нравилось Климу, теперь же превратилось в чудовище, с упреком смотрящее злыми глазами желтых цеховых окон ему в спину.

Прошло еще время, пока беглец не услышал цоканье копыт. Из тумана выползла лошадиная пара, тянувшая по рельсам двухэтажный открытый вагон. Извозчик заметил путника и, не сбавляя ход, прокричал:

– Пожалей каблуки, товарищ!

– Кто бы еще позаботился… – грустно пробормотал в ответ Клим, ловко запрыгнул, прошел между сиденьями и кинул пару монет в карман вознице.

Конка покатилась по Карьерной – улице с неоднозначным философским названием.

Улица Карьерная начиналась в верхней, западной части Симфидора (а город-государство, в котором жил Клим, назывался именно так) и спускалась к морю через центр, площадь Согласия. Карьерная проходила мимо внушительных зданий Совета министров и Государственного Совета, где немало папенькиных сынков и папенькиных же подружек сделали себе неплохую карьеру.

Впрочем, вряд ли улицу назвали в честь этих мотыльков. Хотя… Некоторым из чинуш все же не повезло, и они закончили свою жизнь с закованными ногами на рудниках и карьерах, откуда и начиналась улица.

Вагон – площадку с крышей над головой и несколькими перегородками и сиденьями – продувало со всех сторон. Но Клима знобило не от холода. Хотелось есть, хотелось пить и спать. Выспаться за сотни тревожных ночей.

Вместе с ним ехали четверо мужиков, старик с женщиной и двое человекообразных существ – люсов.

Люсы – крупные, пронырливые организмы с удлиненными физиономиями и маленькими хитрыми глазками. Кто-то уверял, что их называют от сокращенного "люди-крысы" и что у каждого из них под брюками или юбкой спрятан длинный скользкий хвост.

Мужики лениво болтали, прислонившись к стенке вагона, а места напротив старика с женщиной на задней площадке были свободны. Клим обычно стоял в вагоне, но не в этот раз. Он тяжело опустился на сиденье. Криво улыбнулся нахохлившейся даме. Прикрыл на минуту глаза и…

Проснулся от резкой боли. При повороте на Чистую улицу он, усталый и сонный, вывалился из экипажа. Тяжело рухнул на мостовую и покатился по брусчатке.

– Жив? – крикнул старик. – Пассажир, лови!

Из конки полетела Климова сумка.

Поднялся не без труда. Толстая куртка смягчила падение, а пижонские полосатые брюки разорвались на колене буквой "Г". Почему одежда всегда рвется строго геометрически, под углом девяносто градусов? Колено слегка кровоточило. Осмотрев ссадины и выругавшись с досады, горе-пассажир огляделся.

Промзона, или, как нежно назвали район заводов и бараков, Город Дружбы остался позади. Клим прочел надпись на табличке близстоящего дома и понял, что уже находится в Городе Триумфе – спальном районе мелких служащих, в центральной части которого размещались основные административные строения.

Клима забавляла идиотская мода называть небольшие скопления домов городом. Еще он слышал, что отдельным домам – безликим бетонным склепам с претензией на веселенький фасад и оригинальную планировку – стали давать собственные имена.

Он представил, как в высотке "Консул" дипломаты в черных широкополых шляпах, надвинутых на глаза, развешивают на балконах свежестиранные трусы с потайными карманами. В доме "Задумчивый художник" в каждом окне мостятся бородатые мужики в больших беретах с палитрами и мольбертами и перекидывают с балкона на балкон нужный кому-то тюбик с краской. В многоэтажке "Последнего поэта" царит, наверное, тишина, которую время от времени разрывают призывные вопли:

– Братья, подскажите рифму к слову "форсунка"?

– Гад, музу спугнул!

– Лесопункта – твоя рифма, только заткнись!

– Спасибо!

– Загиба!

– Да замолчите же вы!

Клим читал в запрещенной книге, что в доисторические времена строительство высотного дома в парке общего пользования, на берегу реки или моря считалось уголовным преступлением и виновные отправлялись за решетку, и надолго. Сегодня высотка в парке или у воды – это не статья, а реклама.

В народе подобные здания именовали менее помпезно. Самое приличное называние было "Дом Ублюдков". Так симфидорцы величали очередного монстра, возведенного, разумеется, незаконно, наплевав на мнения горожан, в центре парка общего пользования! Прокуратура стыдливо призналась, что дом построен незаконно, и с чистой совестью занялась более важными делами, чем заводить дела на городских убийц – строительных боссов.

Тогда, когда в парках еще были дома и деревья. Что же касается знаменитого "Дома Ублюдков", то из-за фундамента, разъеденного подпочвенными водами, высотка все же рухнула, но это отдельная история.