Не твои наследники (СИ)

— Миланка, не нужно. У меня нет сил куда-либо идти, — отнекиваюсь, почувствовав головокружение и тошноту. Желудок напомнил о том, что в нём нет ни крошки хлеба.

— Есть у тебя силы! — оспаривает подруга. — Ты что? Папа очнётся, за ним нужно будет присматривать. Давай, Машенька, поднимайся с дивана. Операция вот-вот подойдёт к концу. Всё будет хорошо. Пойдём, дорогая. Нам нужно пройтись. Ты же, наверное, голодная? Есть хочешь?

И да, и нет. В том состоянии, в котором я сейчас нахожусь, мне вряд ли кусок в горло полезет.

— Я бы на вашем месте прогулялась, — убедительно советует медсестра. — После посещения храма вам действительно станет легче. Сходите, Маша. Молитва многим помогает. В нашей столовой очень вкусно готовят. Вам просто необходимо проветриться.

— Машенька, ну давай, не раскисай. Надевай шубку и пошли.

Понимаю, что обе правы. Мне нужно стряхнуть с себя это гнетущее чувство. Вынырнуть из морока и перестать жевать сопли. Веду себя отвратительно. Со мной давно такого не случалось. Просто боль никуда не уходит. Она всё ещё со мной. Как невидимая рука, вцепилась в горло и душит, не отпускает. Даже после смерти мамы я не чувствовала себя такой разбитой и беспомощной как сейчас.

— Только ненадолго, ладно? — соглашаюсь, кутаясь в меховое изделие. — Хочу быть ближе к папе. Так он будет чувствовать мою поддержку. Скажите, как долго пациенты выходят из наркоза? — задав вопрос медсестре, бросаю взгляд на экран мобильного.

Руслан всё ещё не звонил, а мне до жути хочется услышать его голос. Сразу же прячу девайс подальше, чтобы не навязываться ему. Жду, когда он наберёт меня первым.

— Зависит от объёма применявшейся анестезии и индивидуальных особенностей больного, — поясняет медсестра. — Где-то от одного до четырёх часов. Мария, вы должны понимать, что к отцу так сразу вас не пропустят. До стабилизации состояния он будет находиться в блоке интенсивной терапии. Когда переведут его из реанимации в палату, тогда и увидитесь. Наберитесь терпения. Это может случиться ближе к вечеру или к ночи.

— Так долго… — вздыхая, озвучиваю мысли. — Время будто остановилось…

— Идём, Маша. Тебе нужно хоть что-нибудь поесть. Не то и тебя откачивать придётся. Отвлечешься ненадолго, и время сдвинется с мёртвой точки.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Мы быстро. Туда и обратно.

— Конечно-конечно. Как только закончится операция, я вам перезвоню.

— Спасибо.

Церковь, в которую меня приводит Милана, небольшая и уютная. С низкими сводами. В ней сейчас пусто. Воздух не наполнен запахом ладана и копотью от свечей. Нет столпотворения народа. Можно проникнуться тишиной и мыслями.

Раньше мне здесь не доводилось бывать. Охранник Исаева остаётся за дверью. Мы же с Милой, оплатив свечи, зажигаем их и ставим перед иконами Иисуса и Божьей Матери.

Я не сильна в молитвах. Просто стою и мысленно взываю к Богу. Прошу о том, чего бы мне хотелось больше всего на свете. Ощущая какую-то особую внутреннюю связь с храмом, пронизывающую насквозь, не могу сдерживать слёзы. Они невольно наполняют мои глаза и скатываются большими тяжёлыми каплями по щекам.

Неотрывно глядя на мерцающий огонь, молюсь. Прошу для папы здоровья и молча плачу.

В храме немного прохладно. Ощутив нарастающую дрожь, обнимаю себя руками. Наверное, это из-за эмоций. Кожа постепенно покрывается мурашками и начинает покалывать. Свечка, начав коптить, почему-то тухнет, а мне резко становится не по себе. Я теряюсь, глядя Богородице в глаза…

— Не верь в приметы, — шепчет Мила, заново поджигая мою свечу. — Люди их придумывали от нечего делать. Пойдём, выпьем чего-нибудь горячего. Согреемся. Что-то я замёрзла совсем.

Перекрестившись, выходим из часовни. Рому замечаю поодаль. Уловив за спиной движение, оборачивается и вперяет в меня цепкий взгляд.

— Как взрыв, Викторович? Главный живой?

Глава 24. Тяжёлый день

Маша

— Да понял я! Понял! Буду начеку. С Исаевым что? Твою мать… Скорую вызвали? Ага. Ясно. А ты как? В норме? Ок… Я сообщу, когда будут новости.

Рома говорит, а у меня под ногами асфальт начинает медленно переворачиваться. Парень оказывается рядом за считанные секунды. Предотвратив моё падение, фиксирует тело вертикально земле.

— Мария Викторовна! Черт, всё хорошо. Тише, тише, нельзя, нельзя падать в обморок. Слышите меня? Маша? — похлопав по моим щекам, решает подхватить на руки. — Всё в порядке. Руслан Георгиевич жив. Жив он. Слегка контузило. Уже в норме.

Он отчитывается быстро и чётко. Я его слушаю, но каждая последующая фраза слышится всё меньше и разборчивее. Словно из-под толщи воды доносится каким-то замедленным гулом.

Сначала папа, теперь Руслан.

Господи, за что? Лучше бы ты Петра наказал за измену.

От этих мыслей сердце, больно сжавшись, обрывается вниз.

— Эээй, Машуль, ты чего. Глазки открой, — голос Миланы неуловимо ускользает. — Дыши, родная. Хватит с тебя стресса… Машка… Машка, очнись!

Мрак окутывает мгновенно. Притупляется чувствительность. Сознание заволакивает плотным туманом, сквозь который перестают доноситься последние обрывки фраз.

Не знаю, сколько я нахожусь в таком подвешенном состоянии.