(не)твоя дочь

Она обреченно вздыхает, но все-таки пытается начать есть.

– Я сейчас, подожди, – предупреждаю дочь, когда слышу в прихожей звонок домофона.

– Это папа? – оживляется она.

В глазах вспыхивает огонек надежды, и бледное личико вмиг преображается.

– Наверное, да. Он обещал заехать.

Я нажимаю кнопку домофона, открывая подъездную дверь, и жду на пороге квартиры. Спустя несколько секунд слышатся быстрые шаги, шуршание полиэтилена, а еще через мгновение на лестничной площадке показывается Воронцов. С двумя пакетами продуктов и большой коробкой под мышкой. Я не знаю, когда он успел купить все это. С момента, как мне прилетело смс от него, до его прибытия прошло не более четверти часа. Лично мне, чтобы собрать такие сумки, потребовался бы минимум час. Отсюда вывод: он закупился всем заранее, а после просто уточнил, дома ли мы, чтобы приехать.

Спорить уже нет смысла. Что-то мне подсказывает, что все мои возражения пролетают мимо его ушей.

Я смотрю на пакеты, на Воронцова, снова на пакеты, взглядом давая понять, что недовольна. Очень недовольна. Я вроде бы четко озвучила ему, что, кроме указанного лекарства, мне от него ничего не нужно.

– Я тут подумал: раз вы пока болеете, у тебя нет возможности бегать по магазинам. Поэтому вот, – оправдывается он, считывая мое настроение.

Ставит баулы на пол в прихожей. Закрывает за собой дверь, снимает обувь и несет продукты на кухню.

Сквозь тонкий белый полиэтилен я вижу очертания баночек с детскими йогуртами, творожками, молоком. Просвечивает рисунок с бумажной упаковки сливочного масла, птица в вакуумной пленке, фрукты, зелень, коробки с чаем, кофе, конфеты и еще много всего. Ощущение, что Воронцов просто ходил между стеллажами и сгребал в тележку все подряд. Причем, судя по маркам, самое дорогое.

– Ты скупил весь продуктовый магазин? – не удерживаюсь от ехидного замечания.

– Нет. Только самое необходимое.

– Мы столько не едим. И в холодильнике место ограничено.

– Я вам помогу, – улыбается он, обнажая ряд белоснежных зубов.

– Папа! – тут же забывает об обеде Алиса, видя отца, и слезает со стула.

Кидается навстречу, распахивая объятия.

– Как дела у моей принцессы? – подхватывает он на руки дочь.

Зажмуривается и носом ведет по ее шее. Словно пытается надышаться ее запахом.

У меня щемит в душе от этой сцены, и, чтобы не выдать свои эмоции, я отворачиваюсь. Я не знаю, почему мне так больно смотреть на них. Может быть, потому, что знаю, что Воронцов в любом случае останется приходящим и уходящим папой для Алисы? Потому, что боюсь, что его чувства к дочери могут остыть и рано или поздно ему надоест играть роль отца на две семьи? Или потому, что вместо того, чтобы радоваться, завидую собственному ребенку?

Последняя догадка неприятно обжигает. Она более остальных близка к истине, как бы я ни противилась.

Ибо сколько бы я ни врала самой себе, я так и не смогла его забыть. И тело, несмотря на долгие годы разлуки, до сих пор помнит его прикосновения, объятия, поцелуи.

– Я борюсь с вирусом. Мама сказала, что он сильный, но я должна его победить. И для этого надо есть суп. Ты не знаешь другого способа? А что ты купил? – с надеждой оглядывается она на пакеты.

Я отхожу к плите, переставляя кастрюли, пытаясь отвлечься, выкинуть глупые мысли из головы.

– Много чего вкусного. Но мама права. Вначале нужно пообедать! Я тоже, кстати, есть хочу. А давай вместе бороться с болезнью?

– Это как?

Он спускает Алису с рук, роется в продуктах и достает упаковку сиропа, который я просила купить. Подходит сзади и легонько трогает за плечо. Едва ощутимо, но меня как током бьет его прикосновение.

– Вот, что ты просила. Ты сама ела? – произносит тихо.

Я лишь невнятно мотаю головой, мысленно умоляя его отойти от меня. Потому что находиться рядом с ним мне с каждым разом становится все тяжелее и тяжелее.

– А так! – возвращает он свое внимание Алисе. – Ты знаешь притчу про старика, сыновей и веник?

– Нет, – заинтересованно смотрит на него дочь.

Садится снова на стул и ждет продолжения.

– Хочешь узнать?

– Ага! – с готовностью кивает она.

– Тогда сейчас мама накроет на стол для нас с ней тоже – и я расскажу.

Денис уходит мыть руки, пока я подогреваю ему борщ, картофельное пюре, достаю сметану, режу хлеб. Самой есть не хочется, но вернувшийся из ванной комнаты Воронцов хмурит брови и неодобрительно качает головой.

– Ну и какой пример ты подаешь дочери? – шепчет тихо, когда понимает, что я не хочу составлять им компанию.

– У меня голова болит, – пытаюсь оправдаться.

– А еще?

Еще у меня руки дрожат, когда ты рядом, в голове сумбур и живот скручивает, как у девчонки перед первым свиданием. Но этого я, конечно, ему не озвучиваю.

Закусываю губу и кладу две ложки толченой картошки.

Стол на кухне рассчитан на двух-трех человек, поэтому мы с Воронцовым оказываемся в непосредственной близости друг от друга. Меня спасает лишь то, что все его внимание сосредоточено на дочери. И Денис не смотрит в мою сторону.

Он рассказывает Алисе притчу про старика и сыновей.