– Даже в выходные?
– Даже в выходные, – кивает она.
– Значит, сегодня особенный выходной. И мы хозяйничаем сами, – подмигиваю ей. – Тебе не пора пить лекарства?
На холодильник магнитом прикреплен лист с рекомендациями врача.
Я сверяюсь с ним и даю Алисе ложку сиропа. Проверяю температуру, убеждаюсь, что все в порядке, и спокойно выдыхаю.
В груди щекочет странное чувство заботы. Никогда не думал, что возня с ребенком может приносить такое чувство значимости в чьей-то жизни. Ощущение необходимости и желание защищать.
Оно не обусловлено долгом. Не тяготит и не порождает отторжения. Наоборот. Внутри заполняется пустота, годами мешавшая жить. Обволакивает теплом.
Это и радует, и пугает одновременно. Хватит ли у меня сил справиться, сберечь эту маленькую кроху до того момента, когда она станет взрослой и сможет позаботиться о себе сама?! Получится ли максимально оградить ее от опасностей, подстерегающих на каждом шагу?!
Именно сейчас я впервые чувствую, как тонкие щупальца любви к своей малышке проникают в грудную клетку и добираются до самого сердца. Стягиваются плотным кольцом. Мешают дышать.
Ощущаю себя отцом, а не просто биологическим приложением к маленькому ребенку. И понимаю, что никогда и ни за что не откажусь от этого чуда. Даже если Яна не захочет. Даже если весь мир будет против.
Курьер привозит заказанный ужин точно в срок. Вся еда упакована в фирменные пакеты и ланч-боксы. Кухня тут же наполняется аппетитными ароматами.
Алиса не выдерживает, пока я разбираю коробочки, и убегает в спальню, чтобы все-таки разбудить маму. На улице уже темнеет, и, в принципе, пора бы уже и правда ей просыпаться.
Я сервирую стол, убирая все лишнее. Режу хлеб.
Но уже через пару минут все хорошее настроение улетучивается, стоит только взглянуть на испуганную мордашку дочери, вернувшейся из спальни с полными глазами слез.
– Папа, маме плохо!
Глава 22
Я просыпаюсь не от звуков извне, не оттого, что кто-то трясет меня за плечо, и даже не от знакомых голосов рядом, а от жуткого, пробирающего до костей холода. Озноб бьет так, что сводит скулы. Кажется, что в комнате минусовая температура, а стоит открыть рот – пойдет пар.
Я кутаюсь плотнее в тонкое одеяло, но, кажется, становится только хуже. Тело деревенеет, отказывается слушаться. Я накрываюсь с головой, пытаясь понять, что происходит.
Где я?
Кто я?
Что я?
И далее по списку.
Всхлип дочери вспышкой возвращает в реальность, а голос Дениса помогает вспомнить цепочку последних событий. Я все еще нахожусь в пограничном состоянии, гоняя в голове остатки мутного сна, но уже могу внятно соображать.
Шаркающие шаги заставляют вынырнуть из-под одеяла, присесть на кровати, а яркий свет, внезапно загорающийся в комнате, зажмурить глаза.
На лоб опускается широкая мужская ладонь, обжигая нереальным холодом и временно загораживая лампочку.
– Черт, да ты вся горишь! – слышу встревоженный тон Воронцова.
– Пить хочу, – шепчу пересохшими губами. – Во-воды, – буквально стучу зубами от очередной толпы ледяных липких мурашек по телу.
– Сейчас. Где у тебя аптечка? Там есть жаропонижающее? – осведомляется командным тоном.
– Д-детское только. Сироп. На кухне. На самой верхней полке. В подвеске, – бросаю рваными фразами.
Тяжелый воздух не втягивается в легкие и не выталкивается наружу, напряженной пружиной концентрируясь в груди.
Воронцов застывает, оценивая мое состояние. Сканирует несколько секунд взглядом, качает головой и констатирует:
– Это не дело. Надо вызывать скорую. Или врача.
– Не надо, – останавливаю его, сглатывая вязкую слюну и пытаясь унять дрожь. – Это сейчас пройдет.
– Что пройдет, Яна? Ты себя со стороны видела?
– У меня просто поднялась температура, – настаиваю на своем. – Заразилась от Алисы. Это не страшно. Максимум пару дней. Отлежусь, и полегчает. Принеси лучше воды.
– Мамочка, тебе больно? – закусывает губы Алиса, стоящая в стороне.
Она смотрит испуганным взглядом в мою сторону, но подходить боится.
Я редко болею, чтобы вот так: с температурой, головной болью и, судя по времени суток, выпадением из реальности. Поэтому мой внешний вид явно пугает малышку.
Закутавшись в одеяло, я тихонько раскачиваюсь, сидя на кровати. Пытаюсь согреться, хоть и понимаю, что без жаропонижающего это бесполезно.
В памяти обрывками проносится утро, приезд Воронцова, совместный обед, а дальше провал. Я помню, как пришла к Алисе в зал, когда она смотрела мультики, помню, как раскалывалась голова и хотелось спать. Это было еще днем. А сейчас, судя по темноте за окном, уже ночь.
Неужели меня вырубило?
Боже, а как же Алиса?
Она все это время была одна? Или Воронцов остался у нас дома?
Он возвращается с кружкой и тремя пузырьками лекарств.
– Выпей пока это. После решим, что делать дальше, – протягивает мне детский сироп.
В инструкции я нахожу дозировку, дрожащей рукой отмеряю норму и запиваю горячей водой.
На языке растекается горько-клубничный вкус.
– Все хорошо, заяц. Не переживай. Маме скоро станет легче.