— Ничего бы не поменялось! — перебила парня Мура.
Богатырев ничего не ответил, только еще раз хмыкнул. И практически тут же в коридоре мелькнула светленькая макушка Лизетты. Мура встала и пошла к ней навстречу, дабы избежать очередных разборок подруги с Богатыревым. А то, мало ли, вдруг той не понравится, что они дышат с ним одним воздухом на двоих?
Экзамен в тот день Мура сдала на четверку, однако ее такая оценка вполне устраивала. Это мать, когда Маша училась в школе, за любые оценки, кроме «отлично», её убивала, а теперь Муру только хвалили. И дед, и Иван, которому она сообщила о результате по телефону. И знала ведь, что иначе не будет, но все равно каждый раз удивлялась, что ей больше не нужно соответствовать чьим-то запросам в ожидании подачки в виде еще одной дозы любви. Неправильной любви, суррогатной. Но в детстве Мура этого не понимала. И все сильнее укоренялась в мысли, что ради этой пресловутой любви что-то кому-то непременно должна. Ей тогда не приходило в голову, что родительская любовь, как и любая другая, должна быть бескорыстной, возможно, даже иррациональной. Она старалась стать лучшей во всем! А потом робко несла в кулачке свои достижения. Щедро делилась ими. Но… их всегда было мало. Всегда…
Подавленная, с испорченным настроением Мура поехала на работу. Самохин даже поболеть нормально не мог. Несколько дней — и все. Уже скачет по офису, как сайгак. Нет, так-то, конечно, лучше. Спокойнее. Работа у Дмитрия дома ее расслабляла. Совершенно невольно Машины мысли уносились куда-то прочь от накладных и писем, от договоров и смет. И разговоры они вели какие-то странные. Философские… И несло ее в этих беседах куда-то совершенно не туда.
Маша заварила зеленый чай, просмотрела оставленную ей работу и принялась разгребать со стола. Подшивать письма, регистрировать ответы…
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, Дмитрий Николаевич, — стараясь не показать своего удивления, кивнула Мура. Не то, чтобы Самохин с ней не здоровался раньше, но обычно это происходило на бегу. Быстрый кивок головы — вот и все приличествующие случаю церемонии.
— Как прошли выходные?
— Эээ… Нормально.
— Как свидание?
— Свидание?
— Ну, ты же в пятницу на свидание ходила? Или я что-то попутал…
— Наверное, — покачала головой Маша, ошарашенная вопросом начальства, — мы с подружкой ходили в клуб, — добавила торопливо, уткнувшись в разложенные на столе документы.
— И как? Понравилось?
— Клуб, как клуб…
Клуб, как клуб. Ответ, как ответ! А он — дурак дураком, нашел, о чем разговаривать. А главное, с кем? С собственной секретаршей! Девчонкой двадцати лет от роду. Сидит, ничего понять не может, и стесняется — даже кончики ушей покраснели. Думает, небось, какого хрена он к ней привязался — старый дурак. Самому бы узнать. Чего бомбануло так сильно? Как-то не любил он поговорку «седина в бороду — бес в ребро», да и, наверное, мало она к нему, сорокалетнему, относилась. Не дед, уж точно. На пике формы. Когда и хочется, и можется, и вообще — вся жизнь, считай, впереди. Только у нее эта жизнь с двадцатью годами форы, как минимум. Всего-то.
— Что хоть за клуб, приличный?
Она вскинула взгляд. Моргнула недоуменно.
— Нормальный. Они сейчас взялись организовывать рэп-баттлы. Ну, знаете… Интересно было.
Вот. Говорит же… Пропасть между ними. Шириной в двадцать лет. Рэп-баттлы ей интересны. А он бы и не знал, что это за зверь такой — рэп-баттл, если бы собственный сын этим дер*мом всерьез не увлекся. Вот, с кем бы Мурушкина нашла общий язык. А он в этой теме весьма поверхностно плавал — только Севины треки слушал несколько раз.