Не ты

Ее глаза сумасшедшие, дикие, неуправляемые. Немного растерянные, но покорные. В них готовность ему подчиниться. Самохина конкретно трясет. Мышцы непроизвольно сокращаются, член стоит, как каменный, доставляет ему дискомфорт, но он не собирается давать себе волю. Только ей… Дима перекатывается на бок, берет в свою руку ее небольшую ладошку и переплетенными пальцами скользит по Машиной шее, ключицам и ниже, к напряжённым, налитым грудям с голубыми узорами вен, по плоскому, подрагивающему животику. Подталкивает ее пальцы к розовой сердцевине и выдыхает свою просьбу еще раз:

— Покажи, Машенька… Я хочу знать, как это было.

Она зажмуривается, бледный румянец разливается по щекам и сползает ниже, на самую грудь. Бутоны сосков темнеют, его рот наполняется слюной — так хочется попробовать их на вкус. Тонкие пальцы касаются идеально гладкого лобка и медленно-медленно перетекают ниже. Трогают вытянутый напряженный бугорок, и они синхронно вдыхают воздух. Самохин лбом прижимается к виску девушки, трется открытым ртом, целует, но его взгляд… Его взгляд сосредоточен на уверенных движениях ее пальцев.

С губ Маши срываются тихие нежные звуки. Они резонирует с тем, что звучит внутри у Самохина, и вибрацией распространяются по всему его телу.

— Уммм… — дыхание Маши становится тяжелым, движения руки — отрывистыми. Ноги напряжены так, что каждую мышцу видно, лицо запрокинуто к потолку. Красиво… Невероятно красиво!

Самохин смещается вниз, устраивается между ее широко разведенных бедер, вдыхает аромат ее страсти, и с удовольствием приступает к десерту. Маша стонет, когда его губы касаются ее нижних губ. Стонет, когда он их нежно посасывает, втягивает в рот клитор и медленно перекатывает его на языке. Она шепчет что-то бессвязное, открываясь еще сильнее, крепко удерживая Диму за волосы, а потом кричит звонко, когда ее накрывает оргазм.

Это невероятно. Невозможно. Ничего прекраснее он в жизни не видел. Не чувствовал, не ощущал. И толку, что в штанах мокро, потому что он, как подросток, не удержался? Кого это волнует?

— Машенька, девочка моя хорошая, солнышко… Какая же ты красивая, ласковая, невероятная!

Маша улыбнулась вымученно. Ее тело все еще подрагивало, кончики груди трепетали, оргазм отнял ее последние силы.

— Мне холодно, Дима…

Еще бы! Уже, наверное, начинается отходняк!

— А я согрею тебя, маленькая. Иди сюда…

— Мне нужно Ивану позвонить, сказать, что не приду.

— Ивану?

— Брату, — едва ворочая языком, прошептала Мура.

Самохин взвесил ее слова в уме и пришел к выводу, что Маше действительно лучше позвонить. Незачем её родным волноваться. Он бы сам все им объяснил, да только понимал, что лишь хуже сделает. Не так нужно знакомиться с родней своей половинки. Не так… Лучше утром, на свежую голову. Проводит Машу домой и… представится. Прятаться он ни в коем случае не собирался, хотя прекрасно понимал, что такой жених вряд ли придется ко двору. Как-то не верилось, что они готовы спокойно принять их с Машей разницу в возрасте, да и то, что он ее шеф — Дмитрию баллов не добавляло. Напротив, опошляло все до неприличия.

Пока Самохин размышлял — Маша уснула сладко. Вот тебе и позвонила… Дима осторожно прикрыл девушку простыней и встал. Ее телефон обнаружится на тумбочке в прихожей, Самохин нерешительно взял его, нашел в контактах «Братик», путаясь в непривычной ему операционке, быстро набрал «Не ждите меня сегодня. Планы поменялись» и, ни секунды больше не раздумывая, отправил.

Вернулся в комнату. Сел на кровать и, не боясь потревожить Машу, погладил её по волосам. Девочка-девочка… Вот, и как теперь? Никогда не думал, что такое бывает. Не представлял, что его может так накрыть от понимания того, что он будет первым. Ну, не глупость ли? Всегда опытных предпочитал, а тут!

«Я хочу свой первый раз провести с тобой…»

Так просто! И так сложно одновременно. Стоит, притихшая — только глаза сверкают. А у него, мать его, ядерный взрыв внутри. А у него что-то страшное за грудиной закручивается, а тело по капле занимает безумный голод. Перед ней ли, или перед этой острой необходимостью обладать — непонятно. Только факт — если бы Маша в тот момент могла заглянуть к нему в душу — бежала бы без оглядки. Наверняка бы бежала… Он и сам до трясучки боялся того, что внутри. Подходил осторожно, на цыпочках, к краю обрыва, но, не успев ничего разглядеть — в страхе зажмуривался и отступал. В страхе от самого себя… В страхе за себя! Потому что это действительно страшно — в последний раз… вот так потеряться в ком-то.

— Маша. Машенька… Мура, — впрочем, последнее прозвище ей совсем не идет, и Самохин поморщился, понимая, что никогда больше не будет так ее назвать, — кто же ты, девочка? Кем ты для меня станешь? Счастьем или погибелью…