Не убегай, мой славный денек!

Кафетерий был закрыт на учет. На автобусной остановке было много народу, очевидно, тридцать пятый автобус давно не проходил. В витрину книжного магазина он не заглядывал. Да это был вовсе и не книжный, а писчебумажный магазин, там продавали тетради, бумагу, карандаши и точилки. На виадуке было пустынно. Все это казалось ему вполне естественным. В марте всегда так. Немножко беспокойно, немножко чудновато — словом, всего понемножку…

ПРЕКРАСНО

В конце ноября небо принялось месить грязно-белое тесто, месит и месит весь день напролет, глядеть тошно. Зачем, почему, оно и само не знает, похоже, от скуки, иначе ничем не объяснишь такое бессмысленное занятие. Когда ему надоест это, оно вдруг плещет на город мутную жижу, которая пахнет прелой травой, горелым тряпьем и чем-то еще, может, просто дождем, но сразу видно, что небо только балуется и ничего серьезного оно не затевает.

Вся в дыму и копоти, черная как черт, сортировочная станция тоже, наверное, от нечего делать, из обезьянства стала подражать небу и вскоре ничем не отличалась от него.

Эуджен готов был держать пари, что если и быть дождю, то он начнется отсюда, только таким путем, не иначе. Дождь наверняка решил пойти не сверху вниз, как это было утром, вчера и всегда, а подниматься снизу вверх, наподобие виноградных лоз, таким сквозистым лесом.

Облокотившись на ржавые перила Басарабского моста, мальчик по имени Эуджен, поразмыслил и заключил, что за это предположение он заслуживает оплеухи. Выдумал тоже! Понадеялся на чудо! И почему? По слабости или трусости, что, в общем, на его взгляд, одно и то же. Вообразил, что только чудо поможет ему выкрутиться. Даже рассчитывал, что за одним чудом последует другое, за другим третье, потом еще и еще, а ему будет на руку такая вот цепь чудес.

Досадливым жестом он отмахнулся от всех этих мыслей. Нет, дождик пойдет нормально. Сверху вниз, только так. Иначе все полетит вверх тормашками, никакого порядка не будет, ничего надежного. Хоть он и расстроен, он готов признать, насколько приятно самому открывать законы. Никакой гениальности для этого не требуется, стоит только внимательнее посмотреть вокруг, и тебе станет ясно, что все идет своим ходом, как часы, даже как хронометр: ни спешит, ни отстает, — в общем, понятно, что имеется в виду хронометрическая точность, а не шаляй-валяй. Если задуматься, то и наша Земля, да и вся Вселенная с Марсом, Венерой и всем прочим — это огромное, необъятное сердце, и никто не сможет остановить его или заставить биться по-другому, не так, как оно привыкло с малых лет. Впрочем, «с малых лет» — сказано не совсем удачно, даже совсем неудачно, но ничего лучшего не подвернулось, и потом, он ведь сам с собой говорит, как и что он сказал, это его личное дело, можно и не оправдываться. Ему понятно, что он хотел сказать, ну и ладно.

Скоро начнется дождь, и капли будут падать сверху вниз, потому что это закон, так и должно быть, никак не иначе.

И хотя только чудо помогло бы ему выйти из положения, нет уж, он будет честным до конца, откажется от этих дурацких надежд.

Он посмотрел на небо и готов был поспорить с кем угодно, что не успеет досчитать до ста, как первая капля упадет ему на лицо. А зачем считать? Если он всячески старается не думать о своей беде, если у него не хватает духу прямо и смело взглянуть ей в лицо, если он трус, трусливый бегемот, тогда и считать незачем.

В двухстах метрах впереди, по мосту Гранд безостановочно катили машины. Он без труда угадал бы марку любой из них. Достаточно было закрыть глаза и прислушаться к гулу моторов. В таких вещах он отлично разбирался, мог назвать себя специалистом по части угадывания марок автомашин.

Но он и этим сейчас не станет заниматься. Не будет делать и многое другое. Не спустится с моста вниз покупать мороженое, не будет думать о вчерашнем фильме, не будет вспоминать, как мирово жилось ему этим летом у бабушки с дедушкой.

Хватит, и так он убил уйму времени на всякие развлечения.

Он как миленький потопает домой кратчайшей дорогой, зайдет к отцу в комнату и скажет ему напрямик: «Сегодня меня вызывали по истории и поставили тройку. Никто не виноват. Никаких таких дел у меня не было, мама не посылала меня в магазин, учитель ко мне не придирался, я сам виноват. Ходил в кино и не выучил урок, вот и все.

Вначале у меня просто не хватало мужества признаться. Я выдумывал всякую дичь. Рассчитывал на чудо, рассчитывал на то, что не застану тебя дома, не попадусь тебе на глаза. Глупо! Всячески старался позабыть то, что произошло в школе. Это ведь тоже нечестно».

И небо вдруг показалось Эуджену приветливым и прекрасным — да, да, не смейтесь! Прекрасно пахло дождем. Осень была прекрасная. Мост, поезда, люди — все было прекрасно.

НОВОЯВЛЕННЫЙ АРХИМЕД