Грустные, но красивые ноты «Чаконы» Томазо Витали полетели над залом и окутали сердце Алекса теплом. Смычок, каждый раз прикасаясь к скрипке, затрагивал нужные струны в его душе. Алекс крепче сжал пальцы Милли. Он целиком отдавался музыке, позволяя мелодии дышать через себя. Классические ноты пробуждали в нем желания и надежды, которые Алекс уже был не в силах скрывать. По крайней мере, так он думал сейчас. А что будет дальше — покажет время.
Сейчас же ему хотелось от жизни чего‑то большего. Он уже не желал влачить холодное, одинокое существование изо дня в день. За последние два года ему это надоело. А чтобы прожить так до конца дней — такое Алекс мог увидеть только в самом страшном сне. Он уже не мог жить за каменной стеной, которой он сам отгораживал себя — сначала от кулаков отца, а затем от собственного чувства вины и стыда.
Да, вина и стыд — единственные чувства Алекса в последние два года. Теперь же к ним добавилось что‑то еще.
Надежда.
Хрупкая, слабая, но все же живая. Алекс не мог не чувствовать ее в себе. Он посмотрел на Милли и увидел, что ее глаза блестят от слез. Можно ли надеяться, что она чувствует сейчас то же, что сам Алекс?
Как много всего переплелось вокруг. Этот вечер, эта музыка… И Милли. В жизни Алекса будто открылась дверь в какой‑то новый мир. Открылось его сердце, над которым он вдруг стал не властен. И Алекса это устраивало. Он еще крепче сжал руку Милли — или это она сильнее сжала его пальцы? Как бы то ни было, они держались за руки. Их объединяла музыка, и не только. Этим вечером Алекс скажет ей, что объединяет их еще. Сегодня он признается Милли в своих чувствах.
Но вот этюд закончился, и несколько секунд прошли в гнетущей тишине. Затем зал взорвался аплодисментами, и Анна засияла.
Рука Милли выскользнула из ладони Алекса, присоединившись к аплодисментам.
— Я так ей горжусь, — сказала Милли. — Очень‑очень. Я уже не верила, что такой момент настанет. Прости, меня переполняют эмоции.
Милли скромно улыбнулась и вытерла щеки от слез. Алекс словно прозрел. Милли была тронута Анной, а не им. Как он мог хоть на секунду допустить что‑то иное? Нет, они не разделяли одни и те же чувства. И сейчас на Алекса обрушилось жгучее разочарование. Но в то же время он испытывал пугающее облегчение. Потому что не успел признаться. Не раскрыл свои чувства Милли и не посрамил себя.
— Пойдем поздравим Анну? — предложил Алекс, и Милли кивнула.
Увидев их издалека, Анна стала пробиваться сквозь толпу. Она распростерла руки и обняла Милли, а затем — к удивлению Алекса — и его.
— Я так рада, что вы пришли.
— Анна, ты была восхитительна!
— Нет, я смазала ноту на коде…
— Это действительно было потрясающе, — вставил свое слово Алекс. — Я был сильно тронут этой музыкой.
Что было сущей правдой. В конечном итоге он был тронут только музыкой.
— Здорово! — воскликнула Анна, переводя горящий взгляд с Алекса на Милли. — А вы кажетесь счастливыми, — сказала она с радостью и надеждой.
— Мы рады быть здесь с тобой, — быстро ответила Милли. — Поэтому мы счастливы.
— Совершенно верно, — согласился Алекс. Еще одно напоминание ему. Милли словно специально хотела показать, что они здесь ради Анны, и только ради Анны. — С нас праздничный ужин с тортом и шампанским.
Анна открыла рот от радости.
— С удовольствием!
— Значит, решено.
Они отмечали успех Анны в частном зале эксклюзивного ресторана за углом. Алекс заказал тирамису и бутылку лучшего шампанского.
— Я пить не буду, — вдруг сказала Милли, улыбаясь немного загадочно. — Не хочу опять испортить вечер. А вот Анна заслужила глоток.
Алекс нахмурился. Весь вечер Милли тоже пила только газированную воду. Возможно, причина тому — их брачная ночь, когда от шампанского ей стало плохо. Очередное напоминание, о котором Алекс хотел бы забыть.
Как бы то ни было, он не стал уговаривать Милли и налил шампанское в два бокала — Анне и себе. Была в этом какая‑то ирония. Ведь действительно — сегодня вечер Анны, и только Анны.
На обратном пути ни Алекс, ни Милли не сказали друг другу ни слова. Анна вышла из машины возле общежития академии. Так же в тишине они вошли в гостиницу и поднялись в свой люкс. Только в номере Милли положила руку на плечо Алексу, и он замер.
— Алекс.
Она произнесла его имя с какой‑то особой нежностью.
Зато голос Алекса прозвучал еще более хрипло, чем обычно.
— Что?
Он чувствовал себя опустошенным. После всех эмоций этого вечера, после осознания того, что он испытывает к Милли. О глубине этого чувства ему было страшно думать. Поэтому лучше гнать эти мысли как можно дальше от себя. Да и это чувство тоже.
— Спасибо, — тихо сказала Милли. — Спасибо, что пошел со мной на этот вечер. Спасибо, что был со мной рядом.
Она смотрела на Алекса большими доверчивыми глазами, полными искренности и симпатии.
— Могу сказать то же самое, — сухо ответил Алекс. — Но тебе, несомненно, было труднее.
— Нисколько.
— Люди смотрели на тебя со мной…